Письма и документы. 1917–1922. Ю. О. Мартов
Читать онлайн книгу.
скоро. Как Ната и Боб? [176] Целуй их от моего имени. А Тото[177] знает, что son pere est ministre[178] и принимает посетителей в Зимнем дворце? Бедный Анатолий Васильевич [Луначарский]! Между нами, его даже буржуазные враги не принимают всерьез и не ненавидят, его вышучивают. Ну, не хочу сплетничать. Много раз целую тебя. С Новым годом, милая, дорогая! Пиши мне. Передай привет Анне Александровне [Луначарской] [179]. Пиши о себе.
Твой Юлий Ц.
1918
Письмо А. Н. Штейну[180], 25 октября 1918 г
Дорогой Александр Николаевич!
Давно уже не было оказии писать Вам и от Вас ничего не получалось; последние известия привез нам тов. Гутерман[181], видавшийся с Вами перед отъездом из Берлина. За последние 3 месяца здесь столько воды утекло, что понадобились бы тома, чтобы поделиться всем, что может Вас интересовать. Постараюсь ознакомить Вас с самым существенным.
1. Положение партии стало невыносимым. С внешней стороны все ее проявления в советской России сведены на нет; все уничтожено: пресса, организации и т. д. В отличие от царистских времен нельзя даже «уйти в подполье» для сколько-нибудь плодотворной работы, ибо теперь уже не только жандармы, дворники и проч. следят за «неблагонадежностью», но и часть самих обывателей (коммунисты и причастные к совет[ской] власти) видят в доносе, сыске и слежке не только доброе дело, но и выполнение высшего долга. Поэтому думать о сколько-нибудь регулярном функционировании нелегальных учреждений не приходится. Масса меньшевиков переарестована. После участников рабоч[его] съезда (Абрамович, А. Н. Смирнов[182] и мн[огие] др[угие]), из которых 24 человека сидят до сих пор, переарестовали здесь, в Петербурге и провинции, еще ряд лиц, другие бежали от ареста. С трудом поэтому удается поддерживать функции информации в минимальных размерах. Но все это было бы не так тягостно, если б этот припадок террора по нашему адресу не послужил толчком к выявлению внутренней слабости нашего движения, которое к весне стало принимать внушительные размеры, охватив массы почти во всех рабоч[их] центрах. К этому времени крах промышленности, затягивавшийся искусственными мерами, сказался во всей силе; три четверти заводов и фабрик закрылось, массы, потеряв веру в бесконечность даровых подачек государства и изголодавшись, стали уходить в деревню и рабочего движения как бы не стало: оставшиеся на фабриках массы, потеряв всякую надежду на сохранение промышленности, отошли от «оппозиции», до тех пор выражавшей их недовольство, и ударились в полный аполитизм и в безысходное равнодушие. Тем самым исчезла наша надежда на то, что силами самого отрезвившегося от утопии рабочего класса будет преодолен большевизм и что можно будет избежать решения контрреволюцией вопроса о ликвидации утопии. К тому же времени стали определяться ситуации и там, где нет большевиков. Выяснилось, что мелкобуржуазная демократия не в силах, благодаря дряблости своей, ввести свою борьбу
Его отец министр
Штейн (настоящая фамилия Рубинштейн) Александр Николаевич (1881–1948) – меньшевик. С 1906 г. жил в Германии. В 1917–1922 гг. был членом Независимой социал-демократической партии, редактировал газету «Фрайхайт». С 1933 г. жил в Чехословакии, затем во Франции и в США.