Максим ускорил шаг и через десять минут подошел к подъезду своего дома. Неожиданно и непрошено всплыло в памяти очень серьезное лицо Аллуэтты с вопрошающими глазами, стиснул челюсти и сказал себе твердо, что стремительно идем, даже бежим, в ослепительное будущее с новыми возможностями, потому сексуальные удовольствия пора прекращать получать только тем единственным способом, что доступен, скажем, крысам. Человек стремительно удаляется от животного… хотя пока еще животное.

      Но лицо не исчезало, он сам ощутил, что бросил гранату мимо цели. Сейчас вовсе не сексуальный интерес к этой дуре, а странное желание вытолкать ее из лаборатории на улицу и сказать сварливо, что не ее это дело – мыть пробирки, усадить в такси, укутать ей ноги, чтоб не дуло, подложить под спину подушечку и отправить… куда отправить…

      Странное ощущение, но отправить прочь почему-то не хочется. Мужчины вообще-то обязаны по факту рождения мужчинами заботиться о женщинах. И не только о своих. Вообще заботиться, потому что женщины – главное в мире.

      Двери перед ним торопливо распахивались, прыгали в потолок, в пол и в стены, а он шел, быстрый и злой, и уже в своей квартире стремительно подошел к кофейному аппарату и взял выдвинутую на лоток чашку с горячим кофе, который кухня начала заботливо готовить, едва увидела его подходящим к дому.

      Рядом с чашкой вывалился горячий поджаренный хлебец, манипулятор моментально накрыл его тонким слоем козьего сыра.

      – Спасибо, – буркнул Максим.

      – На здоровье, – вежливо ответила кухня.

      Мелодично звякнуло, приятный женский голос коммуникатора произнес:

      – С вами желает поговорить Сильвестер Фирестоун. Ответить?.. Отложить?.. Игнорировать?

      Максим запнулся на миг, но рефлекс вежливого человека заставил сказать:

      – Отвечу.

      Через мгновение на экране появилось крупное лицо магната. За его спиной возвышаются белоснежные стены дворца в арабском стиле, слева на экран наползают и тут же исчезают из вида колышущиеся под легким ветерком длинные листья пальм.

      Он невесело усмехнулся, увидел напряженного, как струна, молодого нейрохирурга.

      – Я в курсе, – проговорил он, – Аллуэтта успешно проработала свой первый день. Первый день в жизни, кстати.

      Максим пробормотал:

      – Я в самом деле сожалею, но другой работы ей не нашлось. Да и, думаю, не найдется.

      Фирестоун сказал спокойно:

      – Это ее выбор. Не терзайтесь, я же вижу. Вам неловко, жалость еще не проклюнулась, но проклюнется. Вас это удивит, но я за то, чтобы вы держались… дольше. И строже.

      Максим спросил глупо:

      – Почему?

      Фирестоун