Мейнелл написал мне с предложением ее напечатать. Я ответил, что распродать экземпляры не смогу, но за предложение очень ему благодарен. Он показал пьесу Сквайру, который может пристроить ее в «Меркьюри». О таком я не мог даже мечтать. Тем не менее из дружеских чувств он бы это сделал, вот только боюсь, что такой, как он, мастер пародии начнет с того, что изучит ее досконально.

      Всего за несколько недель я перестал быть христианином (то же мне, сенсация!); за последние два семестра я превратился в атеиста во всем, кроме мужества признаться в этом самому себе. Я уверен, это ненадолго, и не слишком по этому поводу беспокоюсь – вот только с Лонджем мы разошлись. Не мог себе этого представить. Знай я, что этим кончится, поверил бы во все, что угодно, ведь он – один из тех, ради кого стоит здесь находиться. <…>

      В этом семестре я вдруг заметил, что заразился официальной атмосферой, и это самое худшее. Убежден – это неправильно. Лондж, который исключительно добр ко мне во всем остальном, ведет себя со мной с еще большей gravitas[57]. Я же почти во всем его слушаюсь, держусь с ним кротко – пожалуй, даже слишком. Надо же так подпасть под влияние – особенно после всего, что творилось в прошлом семестре.