Зал суда отличался от камеры лишь тем, что на окнах не было решеток, на полу – прелой соломы, да потолок терялся из виду в темноте выше окон. Но зал давил на людей ничуть не хуже темницы, даром что был намного просторнее. Даже на тех, кому в суде ничего не грозило. И даже на тех, кто грозил сам!

      Впрочем, неудивительно – в зале царил душный полумрак, который, казалось, не пропускал лучики солнца, проскользнувшие в стрельчатые окна. На заваленном бумагами столе судьи стояли два подсвечника, с которых даже не пытались соскабливать оплывший воск, еще один, такой же – на низеньком столике писаря. Слева на стене – кандалы, дыба и ржавый строй пыточных орудий. Правда, многие из них давно не были в деле и уже плотно укутались паутиной. Тяжелое, потемневшее не то от времени не то от копоти резное распятье над креслом судьи не внушало веры в божественную природу правосудия, зато с первого взгляда убеждало в его жестокости.

      Четверо стражников вытянулись, дружно стукнув протазанами об пол – в зале появился судья. Неприметный, дряхлый, облаченный в черную мантию, от которой сам он казался еще более бесцветным, блюститель закона прошествовал к своему высокому креслу. Он привычно уселся и направил на двоих стоящих перед ним людей немигающий взгляд – столь тусклый и неподвижный, что дон Карлос готов был принять судью за слепого.

      – Именем Господа нашего, государя Фердинанда I и Островного королевства, – чуть слышно прошелестел старик. – Слушается дело о нарушении вечернего покоя благопристойных горожан, выразившемся в драке числом более двух человек с обнажением оружия и пролитием крови в таверне «Пять пальцев».

      Разобрать его речь, не обратившись в слух всем своим существом, было невозможно. Казалось, даже зловредные осенние мухи – и те перестали жужжать. Робкого вида писарь торопливо скрипел пером.

      – Суд должен знать имена преступников, – продолжал судья.

      – Мы не преступники, ваша честь, – выступил вперед дон Карлос.

      – Суд повторяет вопрос, – в голосе старика жизни было не больше, чем в шорохе прошлогодней травы.

      – Я кабальеро дон Карлос Диего де Альварадо-и-Вальдес, – представился дворянин. – Мой товарищ – грахеро Пабло Вальехо.

      – Преступник