Воробей-пенсионер. Антон Валерьевич Барановский
Читать онлайн книгу.запечатления, или импринтинга. Приводят множество примеров, как птицы и другие животные, выращенные с младенчества человеком, потом рассматривают его как полового партнера, а себя считают принадлежащими тоже к виду людей. Возможно, так иногда и бывает. Однако опыт любителей птиц показывает, что как правило все происходит совсем по-другому. Тем не менее, подобного рода литература продолжает издаваться и переиздаваться.
…В одном из иностранных научных журналов был описан любопытный случай. В городе о большое окно разбился непонятно как там оказавшийся селезень кряквы и упал на соседнюю крышу. Пролетавший мимо другой селезень, увидев труп, подлетел и долго спаривался с ним, после чего продолжил свой путь. По аналогии с литературой об импринтинге, на основании этого случая нужно теперь всех уток считать некрофилами, да еще и с ненормальной ориентацией…
Как и многие другие выращенные человеком птенцы до него, и как будет после, мой воробей отлично разобрался, кем является он сам, а кем – окружающие самые разнообразные живые существа. Он явно не считал врагами никого из людей, но в отношении незнакомых всегда сохранял дистанцию. Впрочем, как и другие клеточные птицы, воробей отлично понимал значение решетки. Если между ним и человеком имелась стенка клетки, он спокойно сидел в пяти сантиметрах от нее. Стоило незнакомцу открыть дверцу, как воробей тут же отдалялся, хотя и без особого опасения. Он явно помнил, кто его выкормил, и отличал этого человека от остальных. Охотно брал у меня корм из рук, позволял приблизить к себе даже засунутую в клетку руку на 5-10 сантиметров. Никто из птиц не любит, когда их берут в руки. Ведь при этом нарушается расположение сотен перьев, и потом надо их снова раскладывать в нужном порядке. Не любил этого и мой воробей. Однако чужих людей, державших его в руке, он довольно больно клевал и выражал свое возмущение (а вовсе не страх, так как испуганный воробей кричит совсем иначе) громким злым чириканьем. Если его брал я, он молчал и не клевался, однако было видно, что удовольствия это ему не доставляет. Поэтому я почти и не брал воробья в руки.
С попугаями и самцом зарянки, жившими в вольере, у него были сложные отношения. Воробей прекрасно осознавал, что никто из них не является его соплеменником, и поэтому не пытался установить близких отношений. С другой стороны, ему, как и всем социальным животным, было необходимо общение. Поэтому у воробья в отношении соседей постоянно возникали агрессивные побуждения. Однако они во многом сдерживались, поскольку эти самые соседи оказались вполне способны за себя постоять. Нападать спереди на кореллу или даже волнистого попугайчика, вооруженных мощным клювом-кусачками, чревато тяжелыми травмами. Поэтому воробей даже не пытался это сделать, а приспособился исподтишка дергать соседей за хвосты, особенно во время сна, и сразу же исчезать. Часто попугаи спросонья вообще не понимали, кто виноват, и начинали разборку друг с другом. Несколько столкновений с самцом зарянки наполнили воробья крайней почтительностью по