Дорога к сыну. Андрей Сметанкин
Читать онлайн книгу.
готовым угождать и расстилаться достарханом радушия пред каждым незнакомым прохожим, не зная его, хоть и убелён тот сединами? А впрочем…
Но выслушав удивительного старика, мне почему-то стало стыдно вдвойне – пред моим чудесным незнакомцем и пред тем, кто «родом из Джама».
Одним словом, уколовшись о розу чужой мудрости и проглотив горькую пилюлю собственного невежества, я старался не падать духом, хоть и не мог отличить «стих» от «ячменя». Как позже узнал у Абдуррахмана Джами, эти слова («стих» – «ши’р» и «ячмень» – «ша’ир») в арабской графике близки по написанию. Если человек не умеет их отличать друг от друга и путает значки для передачи гласных, то выказывает свою безграмотность.
Я удручённо взирал на мир широко открытыми глазами, как странник, в сапогах которого вылезли гвозди и впились в подошвы путника, когда тот начал своё путешествие. Только он и должен решить – или снять обувь, загнуть гвозди и снова обуться, чтобы продолжить свой путь, или терпеть ненужную боль, или малодушно вернуться назад?
Кратко говоря, на выдающегося деятеля культуры и литературы средневекового Востока, учёного-энциклопедиста и духовного наставника многочисленных учеников, каким был поэт Джами, и, вкупе с ним, на эфемерное создание в обличье благообразной старости, сидящей рядом со мной, я не сердился. Как можно?! Я медленно приходил в себя от потрясённого самолюбия. О, как мы порой страдаем от мелких обид, сказанных нам в лицо. Но как мы радуемся, когда на чужие спины валим надуманные горы собственной пошлости и ерунды, считая себя за смелых и справедливых людей и последней инстанцией, владеющей истиной.
Продолжая философствовать подобным образом, я упрямо смотрел в окно, будто ничего не случилось, будто моя философия не получала звонкого щелчка по носу. А старик, не подавая вида, сидел на своём месте, добродушно поглядывал в мою сторону, пытаясь уловить настроение своего соседа. Он тонкими пальцами, будто десятью каламами (тростниковыми перьями, или, как сейчас говорят, карандашами) сдвигал лазуревые зёрна по зелёному шёлковому шнурку, что представлялся упрямым и стойким стеблем пшеницы, держащим утяжелённый колос зрелых слов молитвы.
Туман за это время заметно поредел, и, будто из пустоты, явственно проступили дома, деревья, машины и люди.
Последние, вбежав в троллейбус, занимали места и с детской радостью смотрели, как в синей луже открытого неба распушился желторотый воробей ещё тёплого солнца кануна ноября, склёвывавший на земле остатки тумана.
Наконец-то, пришёл твой лекарь, мой милый город, твой золотой чудотворец пришёл! Прогнал он туманного бестелесного зверя, который чуть не пожрал твою рукотворную плоть. Излечил он твою душу и сердце, наполнил светом и теплом и покрыл твоё озябшее тело голубым покрывалом небес. Да хранит тебя Аллах, мой Душанбе, оберегает твоих жителей от всевозможных бед и несчастий, и да будет так, по словам моим, омин!»
Глава третья
О,