Джесс вошла в комнату Никки. Он продолжил смотреть на экран.

      – Натали привезет Танзи после математического кружка. Тебя можно оставить одного?

      – А то.

      – Не кури.

      – Угу.

      – Ты собираешься повторять пройденное?

      – А то.

      Иногда Джесс мечтала, какой матерью была бы, если бы не работала с утра до вечера. Она пекла бы с детьми кексы и давала им облизывать миску. Чаще улыбалась. Сидела с детьми на диване и по-настоящему с ними беседовала. Стояла над ними у кухонного стола, находила ошибки в домашних заданиях и старалась, чтобы дети учились на «отлично». Выполняла все их просьбы, а не отвечала:

      «Извини, солнышко, но мне надо приготовить ужин».

      «Конечно, только стирку поставлю».

      «Мне надо идти, золотко. Расскажешь, когда вернусь со смены».

      Она смотрела на непроницаемое лицо Никки, и в ее душе сгущалось странное дурное предчувствие.

      – Не забудь погулять с Норманом. И не подходи к винному магазину.

      – На фиг надо.

      – И не сиди весь вечер за компьютером.

      Он уже повернулся к экрану.

      Она взяла его за пояс джинсов.

      – И поддерни штаны, не то я натяну тебе трусы на уши.

      Он обернулся, и на мгновение на его губах мелькнула улыбка. Выходя из комнаты сына, Джесс осознала, что уже очень давно не видела, как он улыбается.

      5. Никки

      Мой отец – настоящий козел.

      6. Джесс

      Паб «Перья» расположен между библиотекой (закрыта с января) и «Счастливой камбалой» (работает с одиннадцати утра до одиннадцати вечера круглый год). При неярком освещении можно было поверить, что на дворе до сих пор 1989-й. Дес, владелец, неизменно щеголял в выцветших гастрольных футболках и джинсах, а в холод надевал кожаную куртку. Подвернешься ему под руку тихим вечером – и придется выслушивать сравнение достоинств гитар «Фендер стратокастер» и «Рикенбакер 330» или благоговейную декламацию «Money For Nothing»[6].

      «Перья» не были модным местом, в отличие от баров «Бичфранта», и в них не водилось ни свежих морепродуктов, ни тонких вин, ни семейных меню для орущих детишек. В них подавали разных мертвых животных с жареной картошкой и ржали при слове «салат», зато в большом почете были чипсы, которых насчитывалось не меньше двадцати восьми сортов. В интерьере не было ничего оригинальнее Тома Петти[7] в музыкальном автомате, потрепанной мишени для дротиков на стене и ковра, от которого по утрам так сильно пахло пивом и застарелым табачным дымом, что местные жители могли