– Почему никто не сказал, что принцы такие милашки? – из победоносной богини Катя Сеймур превратилась в ошалевшую от вина и беготни вакханку, вдобавок попавшую под ледяной дождь.

      – Почему королевский дом должен перед тобою отчитываться? – насмешливо спросила Оана Стан.

      Невест человеческой расы поселили в одной опочивальне.

      – Но это же нечестно, – мечтательно вздохнула Катя, – теперь, если меня не выберут, я буду мечтать о хищном Флориане или милашке Нориберте.

      – Иди домой. Насильно тебя не держат, – вкрадчиво промолвила Оана.

      Слуги внесли ужин, но девушки не притронулись к еде. По очереди девушки приняли ванну и начали готовиться ко сну.

      За окном простучали первые капли дождя.

      – Вот она, зима, – печально произнесла Катя.

      Огюстин вздохнула. Под перваншевым балдахином было тепло и уютно, тонко пахло изысканными духами, а на улице – холодный дождь, запоздалые путники поднимают воротники, исходят горькими слезами теплолюбивые розы.

      – Надо бы посмотреть, что Оана на балконе делает. Она там уже полчаса торчит, – сказала Катя.

      С тяжёлым вздохом Огюстин выбралась из постели. Мало ли что взбредёт в голову юной девушки, пережившей стресс. Два принца и тьма конкуренток – это вам не шутки. Оана Стан выглядит спокойной и циничной, но в душе она, возможно, впечатлительная, нежная и ранимая.

      Оана сидела прямо на полу. Перед ней, под сквозняками и проникающими на балкон каплями дождя, страшно и ровно горела свеча.

      В руках Оана держала длинную шпильку, толстую у снования и на конце тонкую, как игла. Шпилька была увенчана крупным, идеально круглым камнем грязно-белого цвета.

      Оана секла шпилькой вокруг пламени свечи так, будто вспарывала врагам горло.

      До Огюстин доносились тихие, полные скрытой силы слова Оаны.