«Греза» занимала верхний этаж здания, где на первом помещался мюзик-холл, разукрашенный большими афишами, оповещавшими о выступлениях танцовщицы. На плакате актриса была изображена в прозрачной тоге, ниспадавшей свободными складками и не скрывавшей выдающихся прелестей; в руках женщина держала черную змею, будто целовавшую ее раздвоенным языком в губы.

      «Эва Монтенегро и танго смерти, – гласила афиша. – Королева ночи специально для вас дает только шесть представлений. С потусторонним участием Месмера, ясновидца, который прочтет ваши мысли и откроет самые сокровенные тайны».

      Рядом с парадных входом в мюзик-холл находилась узкая дверь. Сразу за ней, стиснутая в колодце выкрашенных красной краской стен, начиналась длинная лестница. Я поднялся по ступеням и очутился перед высокой дверью из резного дуба. Молоточком служила бронзовая фигурка нимфы с целомудренным листочком клевера на лобке. Я постучал раза два и стал ждать, избегая смотреть на свое изображение в большом дымчатом зеркале, занимавшем почти всю стену. Я уже начал подумывать, не пуститься ли мне наутек, когда дверь открылась и пожилая женщина с седыми как лунь волосами, аккуратно уложенными в пучок, приветствовала меня безликой улыбкой.

      – Наверное, вы сеньор Давид Мартин.

      В жизни меня никто не называл «сеньором», и официальное обращение застигло меня врасплох.

      – Это я.

      – Не угодно ли войти? Прошу вас, следуйте за мной.

      Я направился за ней по короткому коридору в просторную круглую гостиную со стенами, обитыми красным бархатом, и приглушенным светом. Потолок изгибался хрустальным сводом, расцвеченным эмалями. Висевшая под куполом люстра также была хрустальной. Под люстрой на столе красного дерева громоздился гигантских размеров граммофон, выводивший оперную арию.

      – Желаете выпить, кабальеро?

      – Я был бы признателен, если у вас найдется стакан воды.

      Седовласая дама не моргнув глазом улыбнулась, сохраняя приветливый вид и полнейшую невозмутимость.

      – Быть может, сеньор предпочтет бокал шампанского или сухого хереса?

      Я не был искушен в тонкостях букетов и марок хмельной воды, а потому пожал плечами:

      – На ваш выбор.

      Дама кивнула, не переставая улыбаться, и указала на одно из мягких широких кресел, разбросанных островками по залу:

      – Не угодно ли кабальеро сесть? Хлое сейчас к вам выйдет.

      Я поперхнулся.

      – Хлое?

      Не обращая внимания на мое замешательство, седовласая дама скрылась за дверью, угадывавшейся за пологом из черных бусинок, и я остался в одиночестве, обуреваемый смятением и постыдными желаниями. Я обошел помещение, пытаясь побороть охватившую меня дрожь. В зале звучала негромкая музыка,