В детстве я тоже была одержима угрями. Когда мне было лет семь, отец поставил в саду старую викторианскую ванну и превратил это вместилище для человеческих омовений в совершенную прудовую экосистему, быстро ставшую моим главным увлечением. Я росла любознательным ребенком и отнеслась к этому занятию крайне серьезно. Каждое воскресенье папа сопровождал меня на дренажные канавы болот Ромни Марш, где я проводила счастливые часы, выуживая разные формы жизни импровизированной подводной снастью, которую он сконструировал для меня из пары старых тюлевых занавесок. В конце дня мы триумфально возвращались, будто опьяненные рвением викторианские натуралисты, а наша подводная добыча плескалась в багажнике старого маленького пикапа, готовая к определению и помещению в водное царство. Животные поступали «каждой твари по паре»: к вечеринке в моей ванне присоединялись озерные лягушки, обыкновенные тритоны, колюшки, вертячки и водомерки. Но, увы, не угри. Моя надежная сеть подцепляла их, но удержать их слизистые тела при пересадке в ведро было все равно что хватать воду. Каждый раз они ускользали, уползая в безопасное место по земле – похожие на змей, а не на рыб. Они были неуловимыми, и поймать их стало моим наваждением.

      Я тогда не знала, что, если бы я преуспела в этой миссии, угри положили бы конец моей приятной прудовой вечеринке, съев всех прочих гостей. Угри проводят пресноводную стадию своей жизни как спортсмены-экстремалы, набирающие чемпионский вес, готовясь к долгому заплыву обратно в Саргассово море для размножения. Поэтому они едят все, что шевелится – в том числе друг друга. Их прожорливость была установлена в неприятном эксперименте, проведенном двумя французскими учеными в Париже в конце 1930-х годов. Исследователи поместили тысячу угрей – молодых особей около восьми сантиметров в длину – в бак с водой. Рыб кормили ежедневно, но через год их количество сократилось до 71, правда, оставшиеся стали втрое длиннее. Еще через три месяца, после «ежедневных сцен каннибализма»Скачать книгу