Ева и её братья. Елена Барбаш
Читать онлайн книгу.
назад, посмотрев на Лёликову фотографию, объявил, что тот, да, жив, но очень далеко, в Бразилии, и вернётся нескоро. А ещё он тогда сказал Еве странную фразу. Ты, сказал, цветочек, который распустится не сразу. А когда ты распустишься, то сможешь делать всё то же, что и я могу.
В этот раз, едва увидев Игорька, он перестал улыбаться. Поводив над ним руками, сказал коротко:
– Лейкоз. Срочно в больницу, может быть, успеешь, девка. Я помочь тут не смогу.
Вернувшись домой, как подкошенная рухнула Ева на кровать. Теперь, когда для спасительных сомнений больше не было места, её мысль билась в тисках всего лишь двух возможностей: переживет Игорёк первую химию или нет.
Первая химия всегда самая страшная. Самая сильная. Необходимо выжечь весь костный мозг до стволовых клеток, сжечь все бласты, чтобы вырос новый костный мозг, здоровый. Когда начинают лить химию, падает гемоглобин, лимфоциты. Гемоглобин падает к ночи, и утром человек может просто не проснуться. Это кому как повезёт. Через неделю после начала химии показатели самые низкие, иммунитет практически на нуле.
А много ли ребёнку надо? Ведь мамочки заходят в боксы, где лежат их полуживые дети, хоть и в бахилах, но с улицы, полной микробов и вирусов.
И хотя Игорёк с катетером в подключичной вене, благодаря Евиным деньгам, лежал в боксе один, через шесть дней после начала химии у него поднялась температура. Ева сразу почувствовала это, едва прикоснувшись губами к его прозрачному лобику. Она побежала звать врача, и Игорька сразу же забрали в реанимацию. Воспаление лёгких. Это и был последний раз, когда Ева видела его живым.
Ева просидела под дверью отделения реанимации, раздавая деньги всем входившим и выходившим сёстрам, санитаркам, врачам, три дня. Внутрь её так и не пустили; может быть, оно было и к лучшему. Она ловила крохи информации, пытаясь понять по выражению лиц, насколько близко к краю остановился Игорёк. Состояние тяжёлое. Но есть же надежда, есть? Мы делаем всё возможное. Вот возьмите. Не надо, спасибо. Мы и так всё возможное делаем. Сначала она задавала вопросы вслух, потом спрашивали только её глаза. Все три дня Еву била крупная дрожь.
Зав отделением вышел к ней на четвёртый день. Лицо его закрывала привычная маска сдержанного сочувствия – он делал свою работу. Организм не справился. Он не мучился. Ты молодая. У тебя ещё будут дети.
Жить дальше было невозможно. Нестерпимо. Дышать больно. Боль раздирала тело. Ева вцепилась в волосы и завыла, согнувшись пополам. Прибежали две медсестры, взяли её под руки, сделали укол.
Ева не помнила, когда и как добралась домой. Рухнула на четвереньки в прихожей, почему-то ползком дотащилась до серванта, где хранила лекарства, что-то глотала, чем-то запивая, и с этого момента начались выпадения из реальности.
Она снова попала в тот сон, который приснился ей перед болезнью Игорька. На этот раз ей удалось прорваться внутрь страшной картинки. Её ребёнок лежал рядом с женщиной, которая ещё была жива. Ева медленно приближалась к ним. Неожиданно