Дни шли за днями, «Аргонавт» все чаще сталкивался с небольшими группами льдин, с шуршанием проплывавшими вдоль бортов. Солнце на несколько часов показывалось над горизонтом, низко зависая над морем, но дни стояли безоблачные, и восхитительные закаты – то ярко-желтые, то сиренево-розовые, побуждали свободных от работы моряков выстраиваться вдоль борта с фотоаппаратами. Чаще всего обсуждали погоду, краски неба и скудное меню корабельного ужина.

      Каптри, проведший в море почти пятнадцать лет, видал еду и похуже, поэтому в разговорах не участвовал, старался прибиться к профессору-метеорологу и послушать его рассказы, предназначенные не только аспирантам, но и всем желающим.

      Перейдя на правый борт, подальше от трубного смеха доктора, Мате стоял, облокотившись на поручни, и отрешенно смотрел на распадающиеся кристаллы льда. Под ними темнела вода. Глубокая, непроглядная, как зрачки Клодии в минуты страсти. Могут ли у другой женщины быть такие же бездонные глаза?

      – Не погода – мечта! – голос Аспири перекрывал корабельные шумы.

      – Это не мечта, а плевок в душу, – возражал себе под нос профессор, стоя у противоположного борта. – Я год добивался этой поездки, и где результат?

      Профессор Облак занимался изучением стихийных гидрометеорологических явлений. В этой экспедиции он при помощи аспирантов собирал материал о формировании критически высоких волн в пограничных с ледяными полями районах, но никаких аномалий за месяц плавания зафиксировать не удалось. Азартные аспиранты предложили немного пошаманить, вызывая бурю. И, как на грех, поделились идеей с боцманом, а тот доложил командиру корабля. Капитан шутки не оценил и в резкой форме выразил свой протест. С тех пор, к огорчению Фогельзанга, ученые мужи воздерживались от обсуждения своих дел в присутствии военных, к которым относили и старшего штурмана. Тем не менее профессор обратил внимание Фогельзанга на тонкие перистые облака,