Потому что это колдовство. Валерий Столыпин
Читать онлайн книгу.
хороший ты человек, душевный, с тонкой чувствительностью, а ведёшься на коварный призыв субъекта, нагло втирающего тебе байку про незаслуженные беды и несчастья. Он ведь лень свою, нравственную нищету и физическое тщедушие как заслугу, благородство и бескорыстность преподносит, вызывая у тебя приступ необъяснимой альтруистической жертвенности.
Ты пытаешься отдать всё, а взамен? В качестве возмещения, они вручают тебе себя любимого, только и всего. Со всеми необъятными заморочками, между прочим заслуженными. Ведь кроме геморроя, эти господа ничем более не обременены: ни состоянием, ни семьёй, ни умом, ни благородством. Что у твоих подопечных есть, кроме болезней и потребностей? Да, ничего.
– Всё ты правильно говоришь, Геночка. Всё так. Наверно. Не знаю. Не всё так просто. Ты не можешь войти в его положение, а я могу. Несчастный он, неприкаянный, больной… нуждается во мне, как младенец в мамке. Не выжить ему одному. А тут я… чем смогу, тем и помогу. Люблю его, опять же.
– А меня, детей, дом свой, наконец, судьбу свою беспокойную и неустроенную, любишь? Что за гормоны такие покоя тебе не дают, влюбляться заставляют в каждого встречного и поперечного, кому хуже, чем тебе, у кого ни за душой, ни в сердце ничего – гниль, пустота.
– Да как же это пустота, если человек любить умеет. У него тело больное, а душа чистая, здоровая. За то и страдает бедолага, что сердцем светел. Души он во мне не чает, боготворит, обещает век на руках носить.
– Да тебя ли он любит, дурёха? Скорее сиськи твои налитые, фигурку точёную, да глаза цвета спелого гречишного меда – всего того, чего лишён в силу пребывания в закрытом медицинском учреждении, где ты укольчики делаешь и горшки за ним выносишь.
А ещё ненаглядный твой вожделеет к заветному кусочку сладкого пирожка, какой скрывается под подолом белого больничного халата. Всё просто и ясно: секс ему нужен: бесплатный, безопасный, по причине принадлежности тебя к штатному медицинскому персоналу, да положительные эмоции для скорейшего выздоровления. И всё. И никакой любви. Голая меркантильность, грубый расчёт.
– А если и так… он ведь ответить тебе не может, значит, говорить о нём вольно можно, что угодно. Но это нехорошо. Ты ведь не такой. Пошла я, с ним жить буду. Не отговаривай. Да, а тебя я очень люблю. И детишек. Скажешь им, что мамка в командировке или ещё чего, сам знаешь.
– Они уже не такие маленькие, как прежде. Сами всё поймут. А тебе ещё раз скажу – глупая ты и беспринципная. Сама не ведаешь, что на что меняешь. Этому орку внутренний твой мир побоку, он приспособленец, ловелас и банальный альфонс. Более удобную бабёшку найдёт, как только на ноги встанет, и выбросит тебя из своей никчёмной жизни, как грязную использованную тряпку, помяни моё слово.
– Прощай, Геночка! И зла на меня не копи. Ты всё равно самый лучший. Если бы не ты…
– Тогда что тебя в это пекло гонит? Это выгодный обмен, купля-продажа?
– Это, жизнь. Моя жизнь. Просто она такая.
Генка поднял стакан, посмотрел его на просвет невидящими глазами и опрокинул в рот, не чувствуя вкуса или горечи, как родниковую воду.
Закуска