Впервые я мог погибнуть в ту ветреную осеннюю ночь, если бы Морани, узнав, что девушку доставили, не отправил меня по черной лестнице за вином.

      Когда к графу привозили кого-нибудь ночью, Морани лично становился на пост у входа в покои Уберто, словно не хотел перекладывать бремя на душу другого человека. Он поступал так много лет.

      Летом и осенью того года он предпочитал, чтобы я был рядом с ним до и после того, как их привозили, но не в те минуты, когда девушка или мальчик поднимались по лестнице.

      На моей памяти это случалось уже трижды. Та ночь была четвертой. Я не верю в священные числа, просто рассказываю историю, как помню.

      Стоя у входа в покои графа, мы с Морани беседовали о мудрости прошлого. По его просьбе я читал ему на память стихи, пока за дверью Уберто делал то, что он делал. Иногда мы кое-что слышали. Морани при этом становился печальным, и, как мне казалось, я замечал и другие чувства у него на лице. Как правило, он велел мне говорить – о философах, о необходимости сдержанности, о просвещенном безразличии к колесу Фортуны. Он пил вино, принесенное мною, но всегда соблюдал меру.

      Морани не мог оградить меня от того, что происходило в покоях, – только от личного участия в сопровождении ночных гостей Уберто. После этого управляющий все же требовал, чтобы я остался с ним. Возможно, ему было тяжело там в одиночестве. Возможно, он полагал, что мне необходимо узнать темные стороны жизни наряду со светлыми. Я часто думал с тех пор, что в каком-то смысле такова и Батиара: искусство, философия – и звери.

      Если бы я стоял рядом с Морани в тот момент, когда девушку вели вверх по лестнице при свете факелов, если бы доставившие ее стражники увидели меня вместе с ним, то, вне всякого сомнения, меня сочли бы в равной степени ответственным за то, что произошло потом.

      Но меня не увидели. Только Морани ласково приветствовал девушку и впустил в покои, предварительно тщательно проверив, нет ли у нее оружия. Стражники уже обыскали ее перед лестницей, но, как главный управляющий дворца, мой покровитель обязан был лично досмотреть гостей у этой двери.

      Тем не менее я был там. Я действительно ее видел.

      Я уже поднялся с флягой вина и стоял в тени на черной лестнице, вне поля зрения стражников и девушки, но сам их видел. И я знал, кто она такая.

      Не думаю, что она вспомнила бы меня, но я узнал ее с первого взгляда. Прошло не так уж много времени. И я сразу понял: что-то не так.

      Я ничего не сделал, ничего не сказал. Я позволил этому случиться.

      Честно признаю, что вина за смерть Морани ди Россо лежит на мне. Я многим ему обязан, и он мне очень нравился. Он был добрым человеком, у него подрастали детишки, а я узнал эту женщину, но все-таки позволил событиям развиваться в том направлении,