Да что ж это такое? Зачем горит каменный остров? Как может гореть целый большой остров? Почему никто не тушит?

      Дивился.

      Сияскутан.

      И малый Игайту.

      И острова Мотого, Шашово, и Ушишир.

      А дальше Машаучю. Все птичьи какие-то названия.

      И Симусир. И Чирпой – великая сопка. И тот большой Итурпу, куда плавают люди далекого Нифонского государства. И вновь перелевы, и вновь горящие сопки, и вновь высокие берега – до самого острова Матмая, где русский человек еще ни разу ногой не ступал.

      Иван задумчиво перебирал губами.

      Сиринки… Онникутан… Симусир… Итурпу…

      Да как только эти мохнатые выговаривают такое?

      Дивился, как тесно толпятся на чертежике острова. Ставь мачту на малый коч и плыви, объясачивай иноземцев. Он бы, Иван, точно поплыл. Мало ль что иноземцы драчливы. И на самых драчливых пушка найдется. Вдруг в ясности ума понимал, что нынче во всем Санкт-Петербурхе, во всем заснеженном заветренном Парадизе, где так много всяких умных людей, может, только он один теперь знает истинный путь к Апонии. Может, только он один знает, как пройти от одного острова к другому и где чего бояться, а где высаживаться смело, не боясь копий и стрел. При этом, правда, и другое понимал с тоской: может, он и знает путь к загадочным островам, но ему-то такой путь заказан. Никогда он, секретный дьяк Иван Крестинин, не будет допущен к тем загадочным островам…

      Долгими вечерами, уединясь, досконально изучил маппу.

      Как бы самолично прошел от Камчатских берегов до острова Матмай, туда, в далекое Нифонское государство, к городовым нифонским людям. И часто представлялось Ивану: вот маленькие робкие люди-нифонцы стоят на низком песчаном берегу и на каждом шелковые халаты, украшенные необыкновенными растениями, как на халате-хирамоно соломенной вдовы Саплиной. И, видя кровь, стенают те робкие апонцы отчаянно и заплаканные глаза закрывают широкими рукавами…

      Мечталось Ивану: покажет он маппу думному дьяку Матвееву, а думный дьяк в свою очередь покажет маппу государю. Усатый горяч, любит все новое. Он крепко схватит Матвеева за плечо, дохнет в лицо: лодки дам, пушки дам, приобщи к России Апонию! А думный дьяк, пыхтя, с солидностью ответит: я уже стар, я уже не могу, но на то есть у меня верный человек. Да кто таков? – изумится Усатый. А дьяк один секретный, именем Иван Крестинин. Умен, знает иноземные языки. Вот он и укажет прямую дорогу в Апонию, очень уж крепкий и умный дьяк…

      А море? – спохватывался Иван. А Сибирь – ее необъятность, гнус, опасности? А варнаки, пурги, медведи, долгие переходы, зверье? Ведь там, за Якуцком, за ледяными каменными хребтами, за Камчатской землей, на самом краю земли – разве там будет проще?

      Весь холодел. От непостижимости сущего впадал в тоску.

      С ним такое уже случалось. Однажды как-то вышел из кабака, несло поземку, дул бесприютный ветер. И из этого пронизывающего бесприютного