Зодчий. Жизнь Николая Гумилева. Валерий Шубинский
Читать онлайн книгу.
которых дошел до пределов плоскости и кровожадности, свойственных данному жанру: “Кто начал царствовать Ходынкой, тот кончит, став на эшафот…”, “Вспомните Францию! Вспомните звон гильотины!”.
В Великой Французской революции были светлые и были темные стороны. Красный террор с массовым убийством, с гильотиной, на которой погиб, между прочим, и Андрей Шенье, был самой темной из темных. Призывать его в Россию можно только или в последнем ослеплении, или в детской беспечности, не ведающей, что творит, —
увещевал друга Брюсов[36]. Но, когда “гильотина” стала явью, роли распределились совсем не так, как можно было ожидать. Пока же – с началом столыпинского умиротворения – сладкозвучный певец, попытавшийся стать революционным бардом, отправляется в эмиграцию, конечно, в “столицу мира” и поселяется “на тихой улице за Люксембургским садом” (А. Биск). Немедленно по прибытии в Париж Гумилев написал ему письмо с просьбой о встрече, но ответа не получил. Гордого юношу это оскорбило – от возможности прийти к Бальмонту с рекомендательным письмом Брюсова он отказывается. “Знаменитый поэт, который даже не считает нужным ответить начинающему поэту, сильно упал в моем мнении как человек”.
Зато (в конце декабря 1906-го или в самом начале января 1907-го) он наносит визит Мережковским, печально знаменитый визит, известный в разных описаниях.
Андрей Белый, “Между двух революций”:
Однажды сидели за чаем; я, Гиппиус; резкий звонок; я – в переднюю – двери открыть; бледный юноша, с глазами гуся, рот полуоткрыв, вздернув носик, в цилиндре, шарк – в дверь.
– “Вам кого?”
– “Вы… – дрожал с перепугу он, – Белый?”
– “Да!”
– “Вас, – он глазами тусклил, – я узнал”.
– “Вам – к кому?”
– “К Мережковскому, – с гордостью бросил он: с вызовом даже”.
Явилась тут Гиппиус; стащив цилиндр, он отчетливо шаркнул; и тускло,
немного гнусаво, сказал:
– “Гумилев”.
– “А – вам что?”
– “Я… – он мямлил. – Меня. Мне письмо. Дал вам. – Он спотыкался; и с силою вытолкнул: – Брюсов”.
<…>
– “Что вы?”
– Поэт из “Весов”.
Это вышло совсем не умно.
– “Боря – слышали?”
Тут я замялся; признаться – не слышал… – Вы не по адресу… Мы тут стихами не интересуемся… Дело пустое – стихи…
<…>
Гиппиус бросила:
– “Сами-то вы о чем пишете? Ну? О козлах, что ли?”
Мог бы ответить ей:
– “О попугаях!”
Дразнила беднягу, который преглупо стоял перед нею; впервые попавши в “Весы”, шел от чистого сердца – к поэтам же; в стриженной бобриком узкой головке, в волосиках русых, бесцветных, в едва шепелявящем голосе кто бы узнал скоро крупного мастера, опытного педагога?
Почему только – “о козлах”? О каких козлах? Если были эти слова сказаны – что они значили? Если нет, откуда вплыли они в текст Белого? Из его же статьи “Штемпелеванная
Весы. 1906. № 9.