Пушкинский том (сборник). Андрей Битов
Читать онлайн книгу.
поэт может еще сто таких слов придумать!.. Правда, я сейчас пробую и не получается – только индюк и урюк – среднеазиатский крюк… Нет, всё-таки придумал! «Мундштук», скажем. Даже лучше чубука, не то что сундука. Но это сейчас, а тогда был именно сундук. Но именно следуя избранному мною методу бесконтрольной поэтической интуиции, пытаясь изловчиться и оправдать этот сундук, столь непушкинский, выбрал я «минус-пространство», в котором этот сундук мог якобы находиться. Вряд ли он стоял в городской квартире, но сундук был непременной принадлежностью всякого крестьянского дома, следовательно, дом, в котором сундук, – в деревне, следовательно, в Михайловском или в Болдине. Михайловское мне первым пришло в голову. В Михайловском я никогда не бывал. О, это особая тема, сколько раз я не был в Михайловском! Но об этом следует рассказать позже.
Значит, я переместил поэта ближе к возможному сундуку – в Михайловское, вторично его туда сослав. В Михайловском знаменитый музей, в нем вполне могли быть чубук и сюртук как вещи, принадлежавшие поэту. Но своими глазами я не видел, ручаться не мог. Был ли у Пушкина чубук? Как принадлежность кабинета, скажем, типа онегинского, – наверняка. Но курил ли из него Пушкин? действовал ли чубук и как он действует, если действует? не путаю ли я чубук с кальяном? Кальян – ведь это с водой, а чубук вроде длинной трубки… и вообще, курил ли Пушкин? Кто-то, мне помнится, рассказывал, что в 20-е годы состоялась даже научная конференция «Курил ли Пушкин?». Докладчики высказали много ценных наблюдений и предположений, но, кажется, к окончательному выводу не пришли. Ладно, он мог и не курить, чубук у него мог быть просто так, мужская игрушка. Сюртук… он, казалось бы, мог быть с наибольшим основанием: одевался же он как все люди? – но ведь – деревня! может, сюртук в деревне Пушкин не носил?… да осень! может, архалук? может, просто кафтан?… Но все сомнения отпали, когда я довел четверостишие до конца:
– поэта оперенье, —
в рифму, стало быть, к «измеренью».
Сундук, чубук – поэта оперенье, —
ну ладно, поэт – своего рода птица, известно, что его возносит в выси, сюртук и чубук – аксессуары птицы-поэта, его, так сказать, Господи прости, оперенье. Но сундук-то уж никак не оперенье! Минуту пожила строка взамен:
Носил он съемную одежду – оперенье, —
от страха я перенесся на четверть века назад и там впал в подражание мэтру юности Г. Горбовскому. Типичное испытание экстремальной ситуации с спазматическим цитированием отдаленного стереотипа (кажется, я не употребил ни одного русского слова… дело в том, что я разжился у машинистки бракованной бумагой для черновиков и на обороте у меня текст диссертации на соискание ученой степени кандидатки философских наук… видимо, тот текст проступает…). Подражание я отверг, в конце концов мэтр моей юности никогда бы не предположил, что одежда бывает еще и «несъемной» (имелось в виду оперение уже подлинно птичье, уподобленное обратно одежде, которую птица в отличие от поэта снять не может), всё отчасти вернулось на свои места, но мебель была переставлена в следующую строку:
Чубук,