Лев Ландау. Майя Бессараб
Читать онлайн книгу.
ни к чему не прикасается: приходят дочери и быстро, ловко доводят все до блеска.
После обеда Татьяну Ивановну не тревожили. Роли менялись: на ней лежала обязанность приготовить обед, на дочерях – ответственность за вечерний чай. К чаю бабушка переодевалась. Вообще из чаепития устраивали маленький праздник.
Лев Давидович и Татьяна Ивановна сразу оценили друг друга. Дау пленила атмосфера, царящая в семье Дробанцевых. Достаточно было несколько раз побывать в этом доме, чтобы убедиться, что дочери души не чают в матери, считают ее самой умной, самой замечательной, самой веселой, а она ни в малейшей степени не злоупотребляет их любовью. Она делала для своих детей все, что могла, и в то же время не растворялась в любви к детям, оставалась личностью независимой.
Бабушка дожила до восьмидесяти двух лет. Перед смертью она рассказала мне, как боялась за меня и маму, когда стало ясно, что с отцом что-то случилось. Он отличался необыкновенной аккуратностью и пунктуальностью, писал мне каждую шестидневку и вдруг – умолк.
Никто из близких не знал, что 23 сентября 1937 года отца расстреляли в Харькове, никто не знал, что 25 апреля 1958 года его реабилитировали. И прошло тридцать лет, прежде чем удалось все выяснить. Он прожил всего тридцать семь лет…
А тогда, в 1934 году, я регулярно ему писала: трагический тридцать седьмой год только приближался. Когда Дау познакомился с Корой и стал бывать у нас в доме, он еще застал моего отца в Харькове. Они успели познакомиться, но подружиться не успели.
Много лет спустя мама рассказала, что, когда в Харькове начались повальные аресты, заместитель Председателя СНК УССР Николай Скрыпник, с которым Яков Иванович был близко знаком, собрал членов украинского правительства, высказал свое мнение обо всем, что происходит, и застрелился. Отец, занимавший должность заместителя управляющего делами СНК УССР, по-видимому, понимал безнадежность своего положения: он, как человек, родившийся в Восточной Галиции, принадлежавшей в те годы Польше, считался чуть ли не иностранцем. В марте 1934 года его исключили из партии, и он уехал на Северный Кавказ, где рассчитывал пробыть до тех пор, пока не нормализуется обстановка на Украине. Чтобы мы с мамой остались невредимы, мои родители оформили 13 марта 1935 года развод.
Есть такое выражение – папина дочка. Это о таких бесконечно любящих своих отцов детях, как я. Мы с ним были одна душа. Почти все свободное время (а его всегда было мало) он уделял мне. Это благодаря ему у меня появилась привычка вести дневниковые записи, благодаря ему я много читала, знала массу украинских и русских стихотворений. Я любила песни, которые он пел.
И вдруг – отец уехал. Правда, он каждую неделю мне писал. А мне сказали, что ему нужно оставаться в санатории в Пятигорске до полного выздоровления. Но все-таки в свои десять лет я не могла не замечать, что вокруг происходит что-то тревожное. Бабушка, мама и тетки старались, как могли, чтобы я не тосковала об отце. В памяти моей Харьков связан с каким-то ужасом, который охватил тогда город.
Бабушка