Спустя полчаса мы с папой шли к «Дому Теды». На его радостный крик «Солнце светит, новый день!» Доротея ответила точным броском подушкой и рыком «Вы что, с ума сошли?». Папа аккуратно положил подушку на стул, на цыпочках вышел из комнаты, тихо прикрыл за собой дверь и строго посмотрел на меня, приложив указательный палец к губам.

      – Ш-ш-ш… Доротея устала, ей нужно хоть разок выспаться, все-таки она в отпуске.

      Я порадовалась, что во рту у меня зубная щетка, для отцеубийства было слишком рано.

      Когда мы через заднюю дверь вошли в пансион, навстречу нам вышла Марлен с подносом и вздрогнула:

      – Что вы здесь делаете в такую рань? Всего половина седьмого.

      – Кто рано встает, тому Бог подает.

      Папа взял у Марлен из рук поднос и выжидательно посмотрел на нее.

      – Куда это?

      – На кухню.

      Он на секунду задумался и отдал его мне.

      – Ты уже здесь бывала, поэтому знаешь дорогу. К тому же я все равно куда-нибудь не туда поставлю. Скажи, Марлен, мы уже можем позавтракать?

      Я с подносом прошла на кухню, Марлен за мной, отец следом. В маленькой кухне нам троим развернуться было негде. Марлен забрала поднос и пристроила его за папой, уронив на пол две корзинки для хлеба.

      – Опля! – Хайнц нагнулся, смахнув банку с кофе. – Однако здесь тесновато.

      Мы с Марлен одновременно присели и стукнулись головами, папа, поднимаясь, заехал коленом мне в бедро. И все это в седьмом часу утра. Я вскрикнула, отец покачал головой, и Марлен выставила нас обоих из кухни.

      – Вы меня с ума сведете! Идите в столовую, столик у окна накрыт, а я сейчас.

      Я потерла бедро и поковыляла по коридору, папа пошел за мной, говоря при этом:

      – Кристина по утрам точь-в-точь как ее мать. Пока начнет соображать, пройдет вечность, и все, разумеется, из рук валится.

      Я выпрямила спину и ускорила шаг.

      В столовой я остановилась, поджидая отца, осматривавшего буфет, – я опасалась его вердикта, но, все изучив, он улыбнулся:

      – Гляди-ка, что здесь есть. Пять сортов колбасы и овощи, и даже лосось. Каждый может взять то, что любит. Прекрасно!

      Марлен с кофейником пришла, когда я вовсю зевала, не прикрывая рот.

      – А почему ты не поспала подольше? Мы же договорились на восемь. И где Доротея?

      – Ей разрешили поспать.

      Я потерла глаза. Накраситься я забыла, ну и пусть. Марлен внимательно посмотрела на меня, потом на папу, отвинчивавшего крышку у банки с мармеладом.

      – Тогда выпей кофе и просыпайся. До восьми утра явиться никто не должен.

      – Папа пьет кофе без кофеина, от обычного ему плохо.

      – Сейчас принесу. А что это у тебя на ноге?

      На мне были шорты, лето все-таки, я взглянула на свою голень.

      – Шариковая ручка. Можно оттереть пемзой. Как говорит Хайнц.

      Он сделал вид, что ничего не понял, и уселся за наш столик с тарелкой, полной еды. Сидел, смотрел то на тарелку, то на нас и сиял.

      – Выглядит