Под чертой (сборник). Дмитрий Губин
Читать онлайн книгу.
на его лице был прописан достаток. Но тут, повторяю, случились проблемы у нашей близкой родственницы, пенсионерки, и ее доили так – так и эдак за ногу их Голикову! – что господи, прости. Требуется обследование на позитронно-эмиссионном топографе? По ОМС – ждать 4 месяца (а у родственницы быстро прогрессирующая болезнь, когда и неделя проволочки опасна!). За деньги же – прямо сейчас. Операция? По квоте невозможно, но за 15 тысяч – прямо на этой неделе. 15 тысяч – это пенсия родственницы за два месяца. Убедить ее, что при коммунистах было хуже, невозможно. Потому что при Голиковой ей хуже, чем при коммунистах.
– А вот теперь, – говорю я Артему, – хватит тары-бары о преимуществах социализма. Давай-ка, мил человек, поделись ощущениями от пребывания здесь, в юдоли страданий.
Артем согласно кивает головой. Он лежит, а я сижу в его двухместной палате, за пребывание в которой он доплачивает в кассу больницы по 1000 рублей в день. Но я уже знаю, что доплата вызвана не только нежеланием лежать в «бесплатной» палате, где храпят, стонут, смотрят телевизор, болтают по телефону, играют в карты, писают в утку от 6 до 16 человек. Но и тем, что только в блоке «коммерческих» палат есть душ и стульчаки на унитазах. Причем, чтобы за удобствами не лазали бесплатные больные, коммерческий санузел закрывается на ключ – вот он, на тумбочке. А поскольку бесплатные больные могут лежать без душа неделями, – амбре там такое, какое только у российских старшеклассников после уроков физкультуры, потому что где вы найдете в российской школе раздевалку с душевой?
Самые яркие впечатления у Артема таковы.
Во-первых, в больнице нет ложек, вилок, кружек. Нет нигде, включая его платную палату. То есть постельное белье х/б разноцветное там есть, а всего вышеперечисленного – нет, совсем как в дни Артемовой боевой молодости, когда в армейской столовке ложек тоже не давали, и свою, алюминиевую, полагалось держать за голенищем сапога (на боевом дежурстве штык-ножом в черенке проделывалась дырочка, и туда вставлялась эмблема с родом войск – для красоты). Причем объяснение идиотизму железобетонно: пищеблок на отделении не положен по СНИПам, еда доставляется со стороны в пластиковых коробках, они выбрасываются, а мыть посуду негде – да и кто бы ее стал мыть? Так что Артем хлебал свой первый послеоперационный бульон через край одноразовой чаплашки, – пока жена не привезла столовое серебро.
Второе сильное ощущение, с точки зрения Артема, идеально характеризует государственную медицину в целом. Кнопка вызова дежурной сестры устроена в палате ровно посреди койки (я покосился – точно, посередине). Это значит, что прооперированный недвижный мужчина со свежим разрезом в животе не может дотянуться до нее ни рукой, ни ногой, а может только тем местом, которое у него после операции тоже бездействует. «А когда я спросил, почему кнопку не устроить в изголовье, – сказал Артем, – мне ответили, что зимой от окна дует, и многие лежат к нему ногами. А когда я спросил, почему нельзя устроить