Ночью шёл дождь, уже не грозовой, проливной летний, а по-осеннему долгий, тихий и успокаивающий. Теремрин спал чутко и, казалось, слышал его монотонный шелест сквозь полусонную дрёму, в которую погрузился не только он сам, но и весь город, притихший за окном. Рассвет, уже не летний, но ещё и не осенний занимался медленно и вяло. И всё же лето ещё не собиралось сдавать свои позиции. Едва лишь развиднелось, пробились сквозь облака робкие солнечные лучики, они быстро набрали силу, и скоро засиял умытый дождиком город. Наблюдая из лоджии за этим преображением, Теремрин некоторое время раздумывал, идти или не идти на терренкур, но, порадовавшись солнечным лучам, решил: командировка командировкой, а любимую свою пятигорскую процедуру отменять не следует.

      Всякий раз, отдыхая именно в этом, полюбившемся ему Пятигорском Центральном военном санатории, он ежедневно обходил громаду Машука по специально оборудованной тропке терренкура, причём обходил два, а то и три раза, то есть преодолевал за день быстрым шагом от 20 до 30 километров. Во время отдыха он обычно делал это в промежуток времени между завтраком и обедом, и между обедом и ужином. Но сегодня ждали командировочные дела, и после завтрака ему предстояло побывать в местной краевой газете «Кавказская Здравница», с рядом сотрудников которой он давно уже поддерживал добрые отношения.

      Одевшись, он заглянул в гостиную, где обосновалась его дочь, и спросил:

      – Дашенька, ты хотела пройтись по терренкуру? Пойдёшь?

      Дочь слегка приоткрыла глаза, всем своим видом показывая нежелание вылезать из-под одеяла, и Теремрин, которому хотелось утром обогнуть Машук быстрым шагом, настаивать не стал, предложив перенести поход на послеобеденное время.

      – Да, да, – согласилась дочь, – я лучше схоже с тобой после обеда. А, может, и Олега со Светой возьмём.

      – Может быть, – согласился Теремрин. – А пока закрой за мной дверь. Я постараюсь недолго…

      На улице было свежо. Теремрин поначалу даже пожалел, что оделся по-летнему, но возвращаться за спортивной курточкой не стал и прибавил шагу. На дорожке отдыхающих было не меньше, чем днём, но всё же очень и очень мало для города, где располагалось более двадцати санаториев. Он всегда удивлялся, как это можно, отдыхая здесь, не пользоваться столь прекрасной возможностью для прогулок. Где ещё найдёшь подобное – лесную тропку, вьющуюся вдоль склона Машука, воздух, напоенный ароматом разнотравья.

      Всю первую половину пути по терренкуру Теремрин пытался настроить себя на мысли о задачах, которые предстояло решить в командировке. Но не думать о событиях минувших дней не мог, ведь навалилось на него столько, что и на месяцы бы хватило.

      За дорогу он практически дочитал мемуары Посохова. Правда, больше уже не нашёл ничего такого, что встретил в первых главах. Пролистал и статью своего деда в кадетском журнале. Даже той информации, которую получил при чтении, было достаточно для того, чтобы голова пошла кругом. А тут ещё услышанный перед отъездом рассказ отца о первых днях войны, о командире дивизии, о любви, которая вспыхнула в тяжелейшие дни отхода от границы и о встрече с любимой после войны. Что же получалось? Его