Если б не было тебя. Диана Машкова
Читать онлайн книгу.
Дед звучно крикнул:
– Эй, Василий! Есть кто живой?
Ответила тишина.
Пришлось по заросшему сорняком огороду топать к дому. Маня не удержалась – подошла к чемодану в траве, кряхтя, опустилась перед ним на колени. Дышит, сердешная. С хрипами, тяжело. Но славная какая девочка! Если б не болезненность и худоба, была бы красавица. Ножки-ручки точеные, носик маленький, ротик потешный – во сне оттопыривает нижнюю губку, как будто на кого-то обиделась. От такой жизни немудрено. Хотела баба Маня взять малышку на руки, отмыть, обогреть. Но побоялась Василия – не забыла, каким волком он на нее смотрел, когда она по старой памяти с гостинцами и пирогами на Радоницу пришла. Сама-то непутевая дочка к Анне, матери своей, на могилку и не подумает сходить, а баба Маня каждый год вот так ненавязчиво напоминала. Сама оставалась с ребятами, пока соседка ходила на кладбище. Кормила мальчишек конфетами, они визжали от радости, перемазывались шоколадом как чертенята и лезли целовать старушку коричневыми сладкими губами. И еще неизвестно, кому от этого веселья было больше счастья. А в прошлом году ребят уже не было, и вымер дом. Словно остался без души. «В подачках не нуждаемся», – отрезал Василий и вывел соседку за дверь. Она только и успела рассмотреть краем глаза, во что превратился Анин дом. В страшном сне не приснится! И наследница пьяная в беспамятстве на тюфяке лежит.
Дед тем временем постучал, уже думал развернуться и уйти подобру-поздорову, пока никто не тронул, но тут жена показала ему малявку. Коленочки острые, личико скорбное, грязные волосенки еле головку прикрывают. А под ними жилка пульсирует – родничок еще не зарос. Такую только тронь, и нет ее. А тут Василий с медвежьей хваткой.
Дед старый слезу с глаз смахнул и пнул ногой дверь. Стал всматриваться. После солнца ничего внутри было не разобрать. Тьма непроглядная. Постепенно привыкли глаза.
Казалось, что такие гадюшники на земле сто лет как перевелись: двадцать первый век на дворе, не каменный. Вонь, грязь, занавески черные от копоти висят. Пол в хибаре растрескался, бревна в стенах прогнили. Из мебели – детская кроватка, в которой сама мамаша когда-то и выросла, обеденный стол да тюфяк в углу. Все, что от Анюты бедной осталось, пусть земля ей будет пухом. Не повезло с дочкой, так не повезло – и мать загнала в могилу, и свою жизнь порушила.
На серой нестираной постели бесформенными мешками лежали хозяйка с сожителем. Спят, с утра уже пьяные, мертвецким сном. Дед подошел к тюфяку. На что привычный ко всем ужасам – блокаду ребенком пережил, – а от смрада чуть не выворачивало. Тронул носком калоши тот из двух мешков, что с бородой. Василий даже не пошевелился. Дед рассердился. Пнул сильней. Без реакции. В глазах от ярости потемнело. За что отец его погиб в войну, кого защищал?! Не для того люди под пулями ползали и с голоду подыхали, чтобы мразь такая на русской земле процветала! Схватил он гнутую кочергу да как огреет Ваську по заду! Тот подскочил – глаза кровавые, красные – и, не разбирая