Пьеса играется ритмически контрастно: то предельно быстро, то неторопливо с возможными импровизационными паузами.

      Картина 1

      Монастырская келья. За небольшим столом сидит старый монах и пишет икону. Рядом на деревянной стремянке стоят баночки с красками и горшочек с пучком вязаных кистей. На столешнице перед иконописцем разбросаны листы бересты и пергамента.

      Вбегает молодой послушник.

      Послушник:

      – Отче Даниле, они!

      Монах хмурится, встаёт и прячет недописанную икону в нишу под потолком.

      – Те же?

      – Вроде те же, кто их знает, поганых…

      Удар. Дверь с грохотом срывается с петель и падает к ногам монаха.

      – Э-э, писарь божий, собирайся, тебья мурза кличет. Надобен ты ему! – вваливается огромный, совершенно пьяный тюрк, шатаясь оглядывает келью и вдруг замертво падает на пол.

      – Э-эй, БеркЕ, ти сто, Берке? – маленький татарчонок, сопровождавший тюрка, припадает к упавшему воину и тормошит его, стараясь привести в чувство.

      Через минуту он растерянно встаёт, и озираясь угольками глаз, повторяет одно и то же:

      – Берке умер, Берке мёртвый, мурза накажет…

      Старый монах:

      – Евсей, глянь улицу.

      Послушник выбегает и тут же вбегает обратно.

      – Никого.

      Монах:

      – Прости, Господи, что творю – сам не ведаю.

      С этими словами он сталкивает татарчонка в подпол. Евсей поспешно закрывает люк.

      – А с этим как?

      – А так. Пособи!

      Волокут татарина из кельи. Занавес.

      Картина 2

      Утро. К келье Данилы подходит игумен в сопровождении монахов. Стучит:

      – Молитвами святых Отцев, Господи, помилуй мя!

      Данила не решается открыть.

      – Даниле, открывай, не томи.

      Данила открывает. В келью заходят игумен и несколько монахов.

      Игумен:

      – Что медлишь?

      Данила:

      – Отче, рассуди.

      Увлекает игумена в сторону и что-то ему рассказывает.

      Игумен:

      – Покажи щенка.

      Данила открывает подпол:

      – Эй, малец, вылезай!

      Из люка высовывается испуганная головка татарчонка. Он впрыгивает в комнату и забивается в дальний угол за печью.

      Монахи крестятся. Один обращается к игумену:

      – Отче, бес, не иначе!

      Игумен:

      – Что делать будем, братие? Отпустим ежели – прознают поганые, обитель Божию пожгут, и оставить никак нельзя, мучить всяку тварь в заточении – не по-христиански. Что делать?..

      Данила:

      – Отче, ты шлёшь меня в Троицу к Никону с грамотой. Благослови взять щенка с собой. Путь дальний, Бог даст, доберусь до игумена благого, он и скажет, как быть.

      – Так убежит на первой версте!

      – Не убежит. Пенькой обвяжу, куды денется.

      Монахи смеются:

      – Да он пеньку твою сгрызёт за ночь!

      Игумен:

      – Не гоже, братие, тешиться перед слабым! Замкните уста и ступайте. А ты, Данила, отправляйся в путь немедля. Чую, поганые уже скачут к нам.

      Картина 3

      Привал. Данила и татарчонок, обвязанный пеньковой верёвкой, сидят друг против друга на поваленных стволах деревьев. Данила достаёт из мешка еду.

      – Третий день идём, хоть бы кроху съел, бес татарский! И откуда только силы берутся – шлёпает норовей меня. ЧуднО. На, малец, ешь же!

      Протягивает хлеб пленнику. Мальчик молча отворачивается, не принимая еды.

      – Ах,