В один из вечеров, незадолго после наступления комендантского часа, в дверь дома, где лейтенант был временно расквартирован, постучались. Это вовсе не была вежливая просьба о приглашении, сам характер стука говорил о срочности ситуации.

      В помещение внесли женщину, она была бледна и с первого взгляда угадывалась сильная степень истощения. Помимо всего прочего, женщина была беремена и одного взгляда на неё оказалось достаточно, чтобы Митчелл понял всю серьёзность ситуации.

      Роды были отягощены, а сама роженица металась в нерешительности между жизнью и смертью. Оказывая помощь, Сайферу было позволено использовать то оснащение, что было при их миссии, и возможно только это спасло положение. Отец ребёнка, простой мужик, стоял на пороге, солдаты не позволяли ему войти. Если бы не его густая борода и кустистые брови, Сайфер был уверен, он имел бы столь же бледный цвет лица, как и чудом спасённая женщина. Ребёнок, появившийся на свет, был слабым, маловесным, но явил самостоятельное дыхание и Митчелл не увидел каких либо видимых признаков отклонений. Когда всё стихло, лейтенант ещё некоторое время сидел в углу комнаты, пытаясь изгнать из памяти пронзительные, но краткие по своей продолжительности, вопли женщины, которыми та сопровождала каждый свой приход в сознание.

      – Жить то будет? – спросил один из «белых» офицеров, очевидно позабыв, что говорил с англичанином.

      – Everything seems fine with her, but I would give no predictions18.

      Сайфер принёс с собой эту привычку, давать пространный ответ на подобные вопросы, ещё с траншей. Слишком часто он видел, как то, что казалось несведущему уму «чудом», оборачивалось преддверием глубокого разочарования.

      Невзирая на комендантский час, лейтенант покинул своё жилище, решив пройтись неподалёку, по улочкам умирающего города. Минуя разрушенные артиллерией здания, Митчелл вглядывался в прорехи стен, казавшиеся в ночной темноте – пробелами материального пространства, входами в некие иные измерения, пугающие не только необъяснимостью своей природы для современных физиков, но и перспективой обнаружить себя там, где не может выстроить логический ряд даже самое смелое воображение.

      Так, Сайфер прошёл два коротких квартала и уже собирался обогнуть угловой дом, чтобы двинуться в обратном направлении, когда за поворотом обнаружил одинокую фигуру, принадлежавшую, судя по всему, ребёнку, девочки, лет одиннадцати. Она была невысокого роста, очень худая и сильно сутулилась. Стоя спиной к лейтенанту, девочка практически не двигалась, лишь слабые порывы ветра раскачивали её хрупкую форму.

      Сайфер хотел было окликнуть ребёнка, но тут же вспомнил, что местные вовсе не говорили ни на одном из языков Европы. За то время, что лейтенант провёл в России, он успел набрать кое-какой словарный запас, и хотя грамматика была чудовищной, он приноровился выстраивать простецкие предложения, в основном в повелительном наклонению

      – Эй, вы! – окликнул он девочку,