Вдруг среди его рассказа

      Кто‐то крикнет; «Чу! Шакал

      Вон завыл с всего экстаза…»

      – Нет! – другой, – камней обвал

      Звуком страшным будоражит, —

      Ближе к старцу и примкнёт,

      Ведь в испуга сильном раже,

      Старец в бедах ведь оплот.

      – Успокойтесь! Это эхо

      Скорби чьей‐то бродит вкруг…

      Жизни, знать, была помеха,

      Принесла душе что мук.

      Вот и бродит бестелесно

      По ущельям, где всё мрак

      И раздолью, ясно, тесно,

      Не утихнет ввек никак,

      Тело гиблое покинув

      И рыдая в полный крик!..

      Кажет скорбную картину,

      Взрыв ведь горя так велик.

      Знайте, детки, в жизни часто

      Явит горе в душу прыть,

      Люди вскрикнут что вкруг: «Баста!

      Мы с того не можем жить,

      На себя наложат руки,

      Мир покинув буйный наш,

      Часто где вбираем муки —

      Наш извечнейший багаж.

      Надо стойким быть к невзгодам,

      Не попасть к ним в тяжкий плен,

      Минуть их вон мимоходом,

      С действий их не впавши в тлен.

      * * *

      Всё внимают детки старца,

      Мысль мотаючи на ус,

      Как вне горя им остаться…

      Будет так! Ведь всяк не трус.

      Видит это седовласый,

      Говорит им: «Ну, ну, ну…

      Укротите, детки, лясы

      И фантазии струну».

      * * *

      Эхо ж всё рыдало тяжко,

      Быв в кровавейших слезах…

      Милый мёртв, она, бедняжка,

      Ужас в их застыл глазах…