В тот вечер я позволила Чаку – это было сценическое имя певца из бара – проводить меня, но от дальнейших встреч отказалась. Я попыталась объяснить, что мой реал стабилен и удобен. Холодный океан за окном, теплый кот на коленях и занятия любимым делом – это все, что мне сейчас нужно. Может показаться, что запросы мои слишком скромны, но именно к этому я шла всю жизнь – а ведь мало кто может похвалиться тем, что получил от жизни все, что хотел.

      Но Чак был настойчив.

      Следующие несколько вечеров, он ходил вокруг моего дома, притворяясь продавцом гвоздик, пока, наконец, мы не встретились. Он вручил мне ворох полузамерзших цветов и попросил позволения спеть свои песни о Путешественнике во времени. Та песня, что я слышала раньше, оказывается, была одной из цикла. Я согласилась и после работы опять пришла в кафе.

      Мне понравились и его песни, и манера исполнения – у него был мягкий приятный баритон. Но та, первая, осталась моей любимой: то ли она и впрямь была лучше других, то ли обстоятельства знакомства с автором придали ей романтичности – уж не знаю. В ней был такой припев: «Снежное серебро растает весной, серебро луны померкнет утром, а серебро на моих висках никуда не денется – я потерял машину времени». В его голосе звучала неподдельная тоска, и гитарные струны будто горевали и жаловались на безысходность.