Отпусти меня восвояси. Новый русский эпос. Эдуард Струков
Читать онлайн книгу.
потрафишь советчику,
переделаешь свой текст
для пущей слезливости,
для более выгодного
эффектного звучания
или ещё как,
и с ним что-то происходит,
что-то важное
теряется в нём навсегда.
Я часто пишу странные тексты,
они безэмоциональны
и чем-то похожи
на холодный слепок прошлого,
их, наверно, могли бы писать звери,
этакие честные саги
про то, что мир жесток,
и добро в нём зачастую
куда похуже зла,
и ничего в итоге вернуть назад
уже никак невозможно.
Наши сетевые конкурсы
как места общего пользования —
все говорят о них презрительно: «фи!»,
но участвуют,
а иначе читателя не дождёшься.
На один из таких конкурсов
я подал балладу о «лёгоньком» —
о мальчишке,
который покончил с собой в СИЗО
фактически на моих глазах.
Эта глупая и страшная история
случилась десять лет назад,
арестовали банду сельских автоугонщиков,
членам которой было едва по 14 лет,
и мальчишка этот
проходил по делу
о кражах машин
эпизодов этак на полста.
Воришки в основном
оказались из семей небедных,
но в деревне машина – кормилица,
поэтому выследили и сдали полиции
сынков местного «кулачья»
сами сельские работяги.
«Сынки» заехали в СИЗО
на кураже и с «концертом»,
изображая матёрых «отрицал»,
не приемлющих всё тюремное,
поэтому поломали в камерах
всё, что смогли,
выбили стёкла,
спалили проводку,
сломали сантехнику,
долго плясали и выли,
отказались наотрез
от весьма сносной «баланды».
Что поделаешь – дети!
Через месяц-другой
их мятежный пыл поугас,
дело стало «шиться» по накатанной,
эпизоды неуклонно
обрастали фактурой,
и в какой-то момент
их мордастенькому главарю,
сидевшему отдельно,
показалось,
что кто-то из его дружков
«сел на измену».
Скорее всего,
где-то так оно и было,
именно этот мальчик
был любителем поболтать,
дёрганый, истеричный,
дерзкий, спонтанный,
настоящий зреющий «урка» —
остальные-то хлопчики
были куда попроще
и не так задирались
ко всем и вся почём зря.
Пообщавшись с «трудным» пару раз,
я был слегка ошарашен —
он воспринимал неволю
как переход в новое качество,
как некую инициацию
на пути в «хозяева жизни»,
жил предвкушением тюрьмы и насилия,
видел в обычных людях
только