Тайны дома Романовых. Браки с немецкими династиями в XVIII – начале XX вв.. Вольдемар Балязин
Читать онлайн книгу.
о моем здоровье. Я то и дело плакала и стонала в своей постели».
А в городе, как бы намеренно подчеркивая контраст в положении несчастной роженицы и прочих родственников появившегося на свет цесаревича, начались пышные торжества. Во всех церквах Петербурга служили благодарственные молебны, над городом плыл густой, непрерывающийся колокольный звон, а сановники наперебой поздравляли императрицу и Петра Федоровича с рождением цесаревича, начисто забыв о Екатерине.
Вечером было объявлено, что крестными отцом и матерью новорожденного будут «оба Римско-Императорские Величества», персоны которых при крестинах станет представлять посол Австрии в Петербурге граф Эстергази.
Во дворце и в домах знати вспыхнули великие празднества – пиры и маскарады, на улицах появились длинные ряды столов с даровыми яствами и питиями, а в ночном небе полыхал фейерверк, изображавший написанную огненными красками картину: коленопреклоненная женщина, символизировавшая Россию, стояла пред алтарем, на коем красовалась надпись: «Единого еще желаю». Как только картина угасла, вспыхнула новая: на облаке возлежал на пурпуровой подушке младенец, а под облаком сверкала другая надпись: «Тако исполнилось твое желание».
Был не только фейерверк, – были также и стихи. Фейерверк вскоре отполыхал и угас, а стихи остались, ибо были они написаны первым пиитом России Михаилом Васильевичем Ломоносовым:
С великим прадедом сравнися,
С желаньем нашим восходи.
Велики суть дела Петровы,
Но многие еще готовы
Тебе остались напреди.
На шестой день после родов, в день крестин, Елизавета сама принесла Екатерине на золотом блюде указ своему Кабинету о выдаче ей ста тысяч рублей. Кроме того, она принесла и небольшой ларчик. Этот ларчик Екатерина открыла, когда императрица ушла. В нем лежало «очень бедное маленькое ожерелье с серьгами и двумя жалкими перстнями, которые мне, – писала Екатерина, – совестно было бы подарить моим камер-фрау».
После крестин младенца не оставили у матери, – на крестины, кстати, не приглашенную, а потому на оных и не бывшую, – а отнесли к августейшей его бабке – бездетной и потому совершенно неопытной в уходе за новорожденным. Мальчика, завернув во фланелевые пеленки, положили в колыбель, обитую мехом черно-бурых лисиц, закрыли двумя одеялами и оставили в жарко натопленной опочивальне, под надзором кормилицы и нянек. Из-за этого Павел всю жизнь боялся простуды и все же часто ею болел.
Праздник еще гудел, сверкал и разливался, а по Петербургу уже пополз слушок, что отцом новорожденного является никак не Великий князь, а граф Сергей Салтыков – полюбовник Екатерины Алексеевны. Уже известный нам Тургенев писал: «Секретнее еще всего сказанного говорили старики вполголоса, что Великая княгиня разрешилась от бремени дочерью, одни утверждали – живою, другие спорили, что дитя было мертвое. Что наскоро было сыскано новорожденное дитя в селе Галичине и заступило место рожденного Великою