«Порог толерантности». Идеология и практика нового расизма. Виктор Шнирельман
Читать онлайн книгу.
Тэджфел. Он пишет о студентах из Вест-Индии, которые ехали на учебу в Великобританию, видя в ней страну родного языка и ожидая встретить там доброжелательный прием. Однако, встретив настороженное и даже враждебное отношение местных жителей, они начали ощущать себя «чернокожими» и стали вырабатывать у себя «черное самосознание». Теперь они воспринимали Великобританию уже не как свою культурную родину, а как страну белых людей, подвергавших их дискриминации[535]. А ученому из Тринидада, где он называл себя «индо-тринидадцем», или карибцем, пришлось свыкнуться с идентичностью «южноазиата», которую он получил, переехав в Канаду[536].
В истории известны показательные примеры, когда с изменением социально-экономических условий или с переселением в новую среду группа, сохраняя свое единство, реинтерпретирует его основания и переходит к новой идентичности. Чаще всего речь идет о смене религиозной идентичности на расовую, что, как правило, навязывается группе окружающим миром. Самым известным примером такого перехода служат евреи, у которых в условиях эмансипации во второй половине XIX в. религиозная идентичность была решительно потеснена расовой. Меньше известна ситуация с фалашами (эфиопскими евреями), которые в избежавшей колониализма и не знавшей расовой таксономии Эфиопии определялись по языку и религии и звались «бета-израэль». Однако в современном Израиле, куда они были эвакуированы в 1980-х гг., фалаши, резко выделявшиеся своими соматическими особенностями, получили обидное название «черные». Это их мало устраивает, и они доказывают, что они «красно-коричневые» (рис. 6).
Наконец, живущие на севере Ливана марониты в эпоху Османской империи отличались прежде всего религией (христианство) и занятиями (ремесло и торговля), но отнюдь не противопоставляли себя соседям по культуре, языку или физическому облику. Однако во второй половине XIX в. в условиях интенсивного французского влияния марониты быстро интегрировались в капиталистическую экономику (торговля шелком), придали своим различиям с соседями культурный смысл и стали считать себя частью иной, более развитой цивилизации. В этих условиях и совершилась расиализация маронитов, хотя, подобно другим белым, считающим себя «нормальными людьми», у них это не озвучивалось лексически. Однако это подспудно присутствовало в их ощущении себя форпостом западной цивилизации на Ближнем Востоке. Поэтому они были смущены стремлением Франции «цивилизовать» Ливан и доказывали, что как «белые люди» они не нуждались в этом. Дальнейшему укреплению у них расового самосознания послужила опасность арабизации, возникшая в 1930-х – начале 1940-х гг. Наиболее авторитетно это было озвучено в 1942 г. основателем Ливанской Республики Михаэлем Шихой, всеми силами пытавшимся дистанцировать ливанцев от арабов. В качестве одного из доказательств он ссылался на якобы прямые генетические связи ливанцев с финикийцами, давшими алфавит «белой расе». Таким образом, престижная «белая идентичность» была приписана смуглым маронитам их лидерами идеологическим путем. С тех пор образ маронита стал ассоциироваться с зажиточными образованными людьми, говорящими по-французски и принадлежащими