Артефакты. Мария Свешникова
Читать онлайн книгу.
поодаль мотоцикл. От скрежета мотора послышалось копошение в кровати, и из подушек и одеял показалось сонное заспанное лицо.
– Влад, а ты любишь чебуреки?
– Нет, по утрам я предпочитаю нечто более тривиальное. – Влад пригубил холодный кофе, поморщился и затащил меня обратно в кровать. Досыпать.
Здесь стоит набить примечание нонпарелью: я часто убеждаю себя, что хожу за кофе, чтобы не будить, не греметь, не пачкать посуду, а на деле – просто до сих пор помню наше последнее утро с Романовичем.
Алек паковал вещи и попросил сделать ему кофе. Я стояла возле кофеварки обездвиженная. И несколько минут не решалась нажать на кнопку.
Большинство историй начинается с вопроса «Выпьем кофе?». И потом вы пьете джин, шампанское, чай, друг друга, и это все неважно. Потому что кофе – это приманка, опарыш на удочке. Мы ловим друг друга на кофе. А я еще и отпускала на волю… последней чашкой кофе, которая, невыпитая и нетронутая, неделю стояла на кухонном столе, пока я не собралась с мужеством и не вынесла ее вместе с кофеваркой на помойку.
Следующий год я пила исключительно чай. И на кофе не отзывалась.
Флешбэк
Прошлое оставляет метки и зарубки. Как турист в дремучей тайге.
Не успела я отойти от встречи с Романовичем, как на меня свалился еще один обломок прошлого. По рабочей почте ко мне обращалась некая Алиса Величенко, интересовалась, остался ли у меня на руках рукописный дневник известной художницы Киры Макеевой, за который предлагала внушительную сумму. Казалось, как в комиксах, меня дернули за лямки штанов, и я отлетела на пять лет назад. Перед глазами воскресали давно забытые события.
Тогда факультативно мы с подругой Линдой посещали занятия интуитивной живописью, которые устраивала Кира в своей квартире-студии в Староконюшенном переулке, и крайне ей импонировали. Не квартире – художнице.
Кира, как яростный адепт теории Антонио Менегетти и поклонница онтоарта, веровала, что каждый человек талантлив по природе и способен нащупать в себе клапан, через который будет проводить великое божественное творчество. К азам она относила не карандашную ретушь яйца и умение правильно штриховать тени, а именно свободу в выражении себя. Это когда отключаешь левополушарное мышление и начинаешь брызгать красками на чистый холст, энергетически ощущаешь неутолимую жажду, как пронзает поток, а в ладонях становится тепло – то самое состояние «ин-се», которое проповедовал Антонио. Киру интересовала эвристика – наука, изучающая физиологическую природу творчества, но с нейрофизиологами она соглашалась неохотно.
Как и все женщины не от мира сего, Кира являла собой болезненную квинтэссенцию таланта, боли, красоты и ярости. Всегда без косметики, она собирала свои тяжелые прямые темные волосы в конский хвост и под его тяжестью обретала грациозность и стать, приподнимая подбородок и глядя на все чуточку свысока. Ее осанка, длинные цветастые платья в стиле богемного шика, аккуратные изящные пальцы, перемазанные краской, гремящие африканские