Я не знаю, в каких телах

      Мы обертки скомкали душ,

      В королях или батраках,

      Не боявшихся жара и стуж?

      Я не помню забытых троп,

      Что в Кремле или Шамбале,

      То язычник, то хитрый поп,

      То во злате, то в черной золе…

      И напиться никак не могу,

      Все колодезной жду воды,

      Мне же с хлоркою, как врагу:

      «На, хлебай и не жди беды!»

      Так хочу не в чужую игру,

      Без оглядки, с улыбкой играть,

      И надеяться, что поутру

      Мне не влепят на лоб печать!

      Я не знаю, в каких телах

      Мы оставили искры души

      И просили наш маленький страх

      Не мешать нам, давно «большим».

      Когда тяжелый якорь поцелует грунт,

      Когда все чайки соберутся в стаи.

      Тогда пойму, который друг мне – Брут,

      Тогда увижу Суть своих скитаний.

      Когда усядусь с совестью за деревянный стол,

      Когда налью стакан чего покрепче,

      Тогда пойму: не зря работал, словно вол,

      Но мне от этого не станет легче.

      Когда себе пригрежусь, словно наяву,

      Когда усталость перейдет в движение,

      Тогда увижу: настроенье на плаву,

      А опыт выдаст верное решение.

      Зачем заставлять себя спать,

      Если кровать не пуста?

      К стене отвернувшись, до ста,

      Упрямо шепча, считать?

      Зачем громко песни орать,

      Если вокруг глухи,

      Или читать стихи

      Пришедшим только жевать?

      Зачем год роман писать,

      Если не видишь финал,

      А главный герой пропал

      В главе под номером пять?

      Зачем себя так не любить,

      Пятки душе щипать?

      Не зная, куда послать

      Жизнь, что устала жить.

      Не страшись ночного крика,

      Может, кто-то помощь ищет,

      Среди серых скорбных ликов

      И теней на пепелищах.

      Не страшись немого взора,

      Может, мыслью правду движет,

      Не спеши подумать скоро,

      Не то пропасть станет ближе.

      Не страшись оскалов волчьих,

      Может, это – одобренье,

      Не беги от темных полчищ,

      Не ускорь свое паденье.

      Убоись родных лишь боли,

      Без надежды к исцеленью,

      Когда смерть не переспорить,

      Несмотря на все движенья.

      Двойник меня выдавливает вниз,

      Все забирает, издевательски хохочет,

      И там, где