Со столовой горы в мрачном закатном освещении им было хорошо видно, как на севере собирается гроза. Внизу в саванне нефритовые пятна озер казались просветами, открывавшими еще одно небо. На западе под тяжелой шапкой туч проступали кровавые полосы, словно кувалда грома наносит тучам страшные раны.

      Джон-Грейди и Ролинс сидели по-турецки на земле, которая сотрясалась от раскатов грома, и подкладывали в костер остатки старой ограды. Из полутьмы то и дело вылетали птицы и сразу же на севере, словно горящий корень мандрагоры, появлялась очередная молния.

      Что еще она тебе сказала? – спросил Ролинс.

      Да в общем-то, больше ничего.

      Думаешь, ее попросил поговорить Роча?

      Думаю, она говорила от своего собственного имени.

      Значит, она решила, что ты положил глаз на хозяйскую дочку?

      Но ведь так оно и есть.

      Вплоть до того, чтобы жениться?

      Джон-Грейди посмотрел в огонь:

      Не знаю. Об этом я не думал.

      Ролинс усмехнулся.

      Джон-Грейди посмотрел на Ролинса, потом на огонь.

      Когда она возвращается? – спросил Ролинс.

      Что-нибудь через неделю.

      Не понимаю, почему ты вдруг решил, что она так уж на тебя запала.

      Зато я понимаю.

      Костер зашипел – в него начали падать первые капли дождя. Джон-Грейди посмотрел на Ролинса:

      Не жалеешь, что приехали сюда?

      Пока нет.

      Они сидели, прикрывшись дождевиками, и говорили из-под капюшонов, словно обращаясь к темноте.

      Старику ты, конечно, нравишься, говорил Ролинс. Но это вовсе не значит, что он будет сидеть и смотреть, как ты волочишься за его дочкой.

      Знаю.

      У тебя на руках нет козырей, приятель.

      Знаю.

      Кончится тем, что нас обоих вытурят отсюда в три шеи.

      Они смотрели на костер. Столбы от ограды сгорели, а проволока осталась. Скрюченная, она была отчетливо видна на фоне догорающих углей, и некоторые ее витки раскалились докрасна. Казалось, в металлических жилах пульсирует кровь. Из темноты появились кони и остановились как раз на границе света и тьмы. Они стояли под дождем – гладкие, темные, и их красные глаза горели в ночи.

      Ты так и не сказал мне, что ты ей ответил.

      Обещал сделать все, что она попросит.

      И что она попросила?

      Да пока ничего.

      Они замолчали, глядя в костер.

      Ты ей дал слово?

      Сам толком не знаю – дал, не дал…

      Но ты или дал слово, или нет. Иначе не бывает.

      Я и сам так подумал бы. Но я – вот честно – сам не знаю.