Ночь выдалась почти теплая. Он и Ролинс улеглись прямо на шоссе, чтобы погреться о еще теплый асфальт. Они смотрели, как с крутого ската небесной тверди срываются звезды. Где-то в отдалении хлопнули дверью. Кто-то что-то крикнул. Койот, жалобно завывавший в горах, вдруг умолк, но потом снова завел свою тоскливую песню.

      Это не тебя зовут?

      Может, и меня, отозвался Ролинс.

      Они лежали на асфальте, раскинув руки и ноги, словно пленники, которых на рассвете должны судить.

      Ты сказал своему старику?

      Нет, пробормотал Джон-Грейди.

      Скажешь?

      Зачем?

      А когда вам надо съезжать?

      Первого июня.

      Не хочешь до июня подождать?

      А что толку?

      Ролинс поставил каблук сапога одной ноги на носок другой:

      Мой отец сбежал из дому в пятнадцать лет. Иначе я родился бы в Алабаме.

      Ты вообще не родился бы.

      Чегой-то вдруг?

      Потому что твоя мать родом из Сан-Анджело и он никогда бы с ней не познакомился.

      Так познакомился бы с кем-нибудь еще.

      И она тоже.

      Что ты хочешь этим сказать?

      То, что ты не родился бы.

      Вот заладил! Значит, я родился бы где-то в другом месте.

      Но как?

      Как-как… А никак!

      Если бы твоя мать родила ребенка от другого мужчины, а твоему отцу родила бы сына другая женщина, кто из этих двоих был бы ты, а?

      Никто.

      Вот видишь!

      Ролинс лежал и молча смотрел на звезды.

      И все равно я где-нибудь да родился бы. Может, я выглядел бы не так, как сейчас, но если бы Богу было угодно, чтобы я появился на белый свет, значит я бы все равно родился.

      А если бы ему не было угодно, то и не родился бы.

      От твоих «если бы» у меня башка болит.

      У меня у самого она болит.

      Они полежали молча, глядя на звезды.

      Ну так и что ты думаешь?

      Не знаю, сказал Ролинс.

      А кто тогда знает?

      Если бы ты был из Алабамы, то тебе имело бы смысл отправиться в Техас, так? Но раз ты уже в Техасе… В общем, не знаю… У тебя куда больше причин валить отсюда, чем у меня.

      А какие такие причины держат тебя? Думаешь, кто-нибудь помрет и оставит тебе наследство?

      Ничего я не думаю!

      И правильно делаешь. Потому что никто тебе наследства не оставит.

      Снова хлопнула дверь. Снова в темноте раздался голос.

      Я, пожалуй, пойду, сказал Ролинс.

      Он встал, одной рукой отряхнул штаны, а другой надел шляпу:

      Если я останусь, ты все равно тронешься?

      Джон-Грейди сел, тоже надел шляпу:

      Я уже тронулся.