В этот день как раз был такой пьяный день.

      Дожидавшиеся водки мужчины поодиночке приходили, садились наземь и скоро образовали на площади большой круг. Водку налили в эмалированную кружку с нарисованной на ней площадью Тяньаньмэнь, кружка сделала круг и опустела. Счастливая деревня небольшая, всего чуть больше двадцати дворов, то есть получается тридцать-сорок кружек водки. У многих потом вид такой, что им вроде как не хватило. Но для Эньбо десятка глотков уже достаточно, чтобы стать пьяным.

      Сидевший раньше по кругу Чжан Лосан, передавая новую кружку ему в руки, предупредил: «Меньше пей, всё равно пьяный будешь». Но он опять улыбнулся во весь рот глупой улыбкой и снова сделал большой глоток.

      Чжан Лосан тогда и сказал:

      – Вот, твою мать, уже пьяный, а пропустить не можешь?

      Эньбо был в тот момент не в духе, тут же согнал с лица улыбку и сказал:

      – Ты говори меньше, тогда я меньше выпью.

      Чжан Лосан схватил Эньбо за грудки, а Эньбо схватил его.

      Кружка прошла по кругу и вернулась, а эти двое так и сидели, оскалив зубы и держа друг друга, глядя друг другу в лицо, не сдвинувшись ни на волосок, только задницами ёрзали, так что углубления в земле образовались. Кругооборот водки остановился, и только тогда все обнаружили, что эти двое выясняют отношения. Но никто не полез их разнимать, потому что если двое действительно хотят подраться, то разнимать их бестолку.

      А если не собираются драться, тогда тем более нет нужды их разнимать. Эти двое всё сидели, застыв и напрягшись. И тогда доливавший водку Рябой Ян сказал:

      – Ну ладно, ладно. Пейте, пейте. Надо водку пить, веселиться надо…

      Рябой Ян был ханец, по-тибетски говорил с забавным акцентом, который у жителей Счастливой деревни был частой темой для шуток.

      Чжан Лосан, передразнивая, повторил:

      – Лядно-лядно…

      А Эньбо тоже, шепелявя, добавил:

      – Пити-пити…

      Оба разом захохотали и одновременно отпустили друг друга.

      Рябой Ян сказал:

      – Правильно-правильно, вот это правильно.

      Эньбо вдруг округлил глаза:

      – Рябой, а почему бы тебе не убраться туда, к себе, откуда пришёл, а?

      Рябой как раз мерным черпаком доливал водку по чашкам; услышав это, он замер, рука застыла в воздухе, только что снова начавшие было галдеть мужики снова разом затихли. У Рябого на лице несколько раз дёрнулся мускул, но он быстро взял себя в руки. Он продолжил наливать. Подрагивающими губами он сказал:

      – Двадцать восемь цзиней. Нет-нет, двадцать восемь с половиной. Земляки, двадцать восемь с половиной…

      Эньбо сам понял,