На второй день на здании бывшего правления колхоза замаячила белая полотняная вывеска, на которой крупно и жирно было написано химическим карандашом: «Хуторская казачья управа». С утра туда явились помощники старосты Шевякин и Василий Петрович Звонарев, представляющий хутор Аксайский, писарь Калюжный, прежде – колхозный счетовод, ктитор Скиданов и Шурка Батунов, вступивший в полицию. Настроение у Степана Тихоновича после вчерашней поездки в районную станицу Пронскую, а ныне волостной центр, было неважное. Он поведал, что в управлении Мелентьев вел с ним разговор совершенно иным тоном, нежели на сходе. Жестко и бесцеремонно. Как ни убеждал его Шаганов, что выполнить разнарядки, исходя из плана минувшего года, колхозу не по силам, тот не уступил.

      Звонарев, объехавший угодья, тоже привез вести неутешительные. Поле озимой пшеницы полегло, вовсю зеленели молодые ростки падалицы. Рожь перестояла, ее немало потравил скот и птицы. А на огороде разворовали капусту, не столько сняли помидоров, сколько истоптали. Шевякин, осматривавший сад и поле подсолнухов, предложил немедленно поднимать баб и подростков. Сообща составили приказ, подписанный старостой: «Всем жителям хуторов Ключевского и Аксайского в течение двух суток полностью вернуть принадлежащее колхозу, а теперь управе имущество. Каждый, уклоняющийся и пойманный с поличным, будет строго наказан. Вплоть до ареста (на этом особенно настаивал Шевякин). Распоряжение о колхозной живности, находящейся во временном пользовании, будет сделано дополнительно.

      Все трудоспособные жители, за исключением тяжелобольных, обязаны выходить на работу, согласно прежнему распределению. Лодыри и бездельники будут безжалостно штрафоваться».

      Назавтра к кузне были собраны казаки с косами и мелким инструментом. Когда горн набрал жару, кузнец Старюковский, длиннотелый жилистый молчун, надел фартук, левой ручищей, на которой пальцы не разгибались от многолетнего держания клещей, захватил их точно в тиски и принялся приваривать трубки к железным кольцам, крепящим косы к держакам. По их просвету хозяева тесали кленовые палки, затем на пядь одна от другой просверливали дыры и вколачивали