– Ванюшка, вставай. На работу опоздаешь, – бабушка легонько трясет разоспавшегося внука за плечо, и с улыбкой глядит на него: как он вырос за последнее время, совсем мужик стал. Работает.

      – Сейчас встану, бабань, – отмахивается от нее внук, с трудом просыпаясь. Ему кажется, что он еще маленький, и сквозь дрему до него доносятся бабушкины шаркающие шаги, он слышит, как стучат ходики на стене, и на кухне кашляет дед возле печной отдушины. Он даже почувствовал запах махорки, которую тот курил, и вскочил, сев на кровати.

      Окончательно проснувшись, он вспомнил действительность и грустно огляделся: все та же перегородка отделяла его кровать от передней, тот же сундук перед окошком, и даже в углу возле бабушкиной кровати лежат на полу россыпью дозревающие яблоки, груши, источая нежный аромат. Все, как всегда, только деда больше нет, и не будет.

      Примирившись с этой мыслью, Ванька оделся и вышел на кухню.

      Его старенькая бабушка уже напекла блинцов на завтрак, налила чаю.

      – Поешь, как следует, не спеши. Успеешь еще. Чать, цельный день работать, силы понадобятся.

      – Спасибо, бабань. Что бы я без тебя делал?

      – Все ругаются, никак? Не будет у твоей матери жизни с этим Лутошей, прости хосподи мою душу грешную.

      – Ладно, пусть как хотят. Их дело.

      – И то верно. Я уж больно рада, что ты возвернулся домой. На заводе работаешь. Профессию хорошую получишь.

      – Я и в вечернюю школу пойду, учиться дальше буду.

      – Ах ты, умница моя разумница, – поцеловала бабушка внука в маковку.

      Быстро позавтракав, Ванька глянул на часы и выскочил из-за стола:

      – Все, бабань, я побежал. Уже на работу опаздываю, – он чмокнул свою любимую бабушку в ватную, морщинистую щеку, собираясь уходить.

      – Иди с богом, – перекрестила она его на дорожку, провожая до выхода…