Пусть много говорил белиберды

      Наш тамада – вы тамаду не троньте, —

      За Родину был тост алаверды,

      За Сталина, – я думал – я на фронте.

      И вот уж за столом никто не ест

      И тамада над всем царит шерифом, —

      Как будто бы двадцатый с чем-то съезд

      Другой – двадцатый – объявляет мифом.

      Пил тамада за город, за аул

      И всех подряд хвалил с остервененьем, —

      При этом он ни разу не икнул —

      И я к нему проникся уваженьем.

      Правда, был у тамады

      Длинный тост алаверды

      За него – вождя народов,

      И за все его труды.

      Мне тамада сказал, что я – родной,

      Что если плохо мне – ему не спится, —

      Потом спросил меня: «Ты кто такой?»

      А я сказал: «Бандит и кровопийца».

      В умах царил шашлык и алкоголь, —

      Вот кто-то крикнул, что не любит прозы,

      Что в море не поваренная соль —

      Что в море человеческие слезы.

      Но вот конец – уже из рога пьют,

      Уже едят инжир и мандаринки,

      Которые здесь запросто растут,

      Точь-точь как те, которые на рынке.

      Обхвалены все гости, и пока

      Они не окончательно уснули —

      Хозяина привычная рука

      Толкает вверх бокал «Киндзмараули»…

      О как мне жаль, что я и сам такой:

      Пусть я молчал, но я ведь пил – не реже, —

      Что не могу я моря взять с собой

      И захватить всё солнце побережья.