Философская традиция во Франции. Классический век и его самосознание. А. В. Дьяков
Читать онлайн книгу.
вечное присутствие в каждый момент времени является целью; философия изначально и в любое время обладает всей истиной и в любой момент остается чем-то историческим, тем, чего еще нет, чем-то открытым[22].
Несмотря на отказ от прямолинейного гегельянства, эта программа все еще является совершенно метафизической, поэтому для наших целей она едва ли годится без оговорок. Однако здесь же, в этой Ясперсовой метафизике, есть то, что позволяет уйти от наивной метафизики от ее противоположности – историзации. Ведь «история, – пишет Ясперс, – существует одновременно с историей истории», а «история философии с самого начала была одновременно и историей истории философии»[23]. Памятование истории философии о собственной истории – вот тот момент, где философия видит себя. Он-то и станет предметом настоящей книги. Философия и есть история философии («мышление решительным образом удается только в отношении к другой мысли, которую оно усваивает или отвергает»[24]), история же философии должна мыслить собственную историчность.
Само собой, возникает вопрос о принципах отбора текстов. И здесь мы не придумали ничего умнее, как последовать примеру персонажа «Хазарского словаря» М. Павича, который «больше всего любит читать на холоде, в одной рубахе, дрожа всем телом, и только то из прочитанного, что, несмотря на озноб, овладевает его вниманием, он считает достойным запоминания, и эти места в книге он отмечает»[25]. Наверное, этот подход более или менее условно можно назвать деконструктивистским, хотя «чтение на холоде», само собой, в нашем случае не нужно понимать буквально. Тем не менее, такая практика представляется нам весьма продуктивной[26]. Однако нужно опасаться множества подводных камней, детальную карту которых предложил все тот же Ясперс:
Зачем мы занимаемся историей философии? Это можно было бы делать из интереса к курьезам, желая узнать историю человеческих заблуждений; или исходя из мнимого проникновения в психологически-социологическую необходимость: стремясь понять преодолеваемые ступени человеческого развития, первые шаги науки, странные связи, благодаря которым из ошибочного произошло понимание правильного; или из склонности к роскоши человеческого духа: знакомясь с праздной игрой, чтобы заполнить свой досуг; или из лишенной мысли педантичности, которая регистрирует все фактическое: когда все, что с какой-либо точки зрения можно назвать философией, хотят записать в бесконечную энциклопедию фактов духовной истории.
Но такие и им подобные мотивы недостаточны, и они уже включают некое понимание философии, которое сводится к отрицанию ее существа. Они показывают, что достаточным основанием для существенного занятия историей философии может быть только само философствование. Это занятие только тогда осмысленно, когда мы сами изначально затронуты теми вопросами и ответами, которые встречают нас в истории. Без этого мы получили бы только пустые,
Ясперс К. Всемирная история философии. Введение / пер. К. В. Лощевского. СПб.: Наука, 2000. С. 68–69.
Там же. С. 88.
Там же. С. 93–94.
Павич М. Хазарский словарь: Роман-лексикон. Мужская версия / пер. Л. Савельевой. СПб.: Азбука, 2000. С. 54.
«Отыскание мест, которые прежде других приглашают к остановке и к обстоятельнейшей инерпретации, – замечает Ясперс, – результат счастливого предчувствия и предваряющего понимания. Тупое прилежание помогает в этом столь же мало, сколь и жадное, любопытное рыскание там и тут» (Ясперс К. Всемирная история философии. Введение. С. 194).