– Ты же на Первомайской живёшь? Разве нет? Мама говорила, что где-то у Кирпички… – парень провел широкой ладонью по лицу, будто смахнул слой пыли. – Знаешь, я все эти непонятки не люблю, лучше все на этом берегу выяснить, у нас в семье так принято. Ты мне нравишься, очень, – он засмущался, переступил с ноги на ногу, и даже в свете одноглазого одинокого фонаря у продмага, еле мигающего желтым, было видно, как Серёжка покраснел.

      – Врать и не договаривать – разные вещи, – малая хмыкнула и напыжилась, сильнее прижимая к груди котейку.

      – Давай сначала? Я Сергей, живу на Летней, 41, учусь в Радиотехническом. Мечтаю создать свою соц. сеть, купить дом и лошадь. Ещё катер с мощным мотором и… – молодой человек замялся.

      – И-и-и…?

      – Ну, семью там, детей, само собой, – пробубнил себе под нос молодой человек так, будто последние слова из него достали плоскогубцами.

      – Я, Танча, можно Танк, короче, живу на Первомайке, одна, сам себе хозяин, отчётов не держу, о лошади не мечтаю, – она отодвинула кошку, та раздражённо мяукнула. Вытащила пачку Ротманс из заднего кармана джинсов. Стукнула по коленке блестящей коробочкой и оттуда как черт из табакерки вылетела сигарета, следом зажигалка. Девчонка понтовито прикурила, втянув щеки. В сентябрьском фиолетовом вечере мерцал пасленовый огонёк. Танча щурилась и скребла ногами по земле, сотворяя при этом ртом из едкого дыма причудливые фигуры. Сергей молчал. Она, такая своевольная и "настоящая", нравилась ему все больше: