5-ое декабря.

      К числу заслуживающих особого внимания типов, оказавших мне предпочтение, принадлежит чистенький, маленького роста лысенький господинчик, изысканно одетый в свежее платье, несколько устаревшего покроя, с начищенными ботинками на высоких каблуках такой же тщательной работы, как женские башмачки, – можно было по ним догадаться об удовольствии, которое доставляет ему обладание парой таких маленьких девичьих ножек.

      Это была, впрочем, единственная красивая вещь, которую природа ему подарила. Его бледное лицо, некрасивое и невыразительное, походило на голое колено, на которое надели золотые очки. Его тонкие губы постоянно улыбались, и эта улыбка была похожа на гримасу, вызванную каким-нибудь назойливым запахом. Он был, кроме того, неопределенного возраста: ему можно было дать как тридцать, так и шестьдесят лет.

      Когда меня ему представили, он сосредоточил все свое внимание на моем лице, как эксперт, и, обернувшись спустя минуту к мадам Адель, спросил:

      – И вы ручаетесь?..

      – Я знаю своих курочек, господин советник, вам это известно…

      – Хорошо, хорошо, – прибавил он со своей обычной гримасой, – так вы, пожалуйста, расскажите ей… Я приду…

      – Это очень важная особа, – объяснила мне мадам Адель, как только «господин советник» вышел по потайной лестничке, которой пользовались те, кому нужна была особая осторожность. – Эта особа не любит ни разговоров, ни церемоний, ни расспросов, ни фамильярностей, как вначале, так и впоследствии. Он будет приходить каждое утро ровно в восемь часов в маленькую гостиную возле твоей комнаты. Не заставляй его ожидать. Что касается его привычек, то…

      – Я их уже знаю…

      – Каким образом?..

      – По тому, как он меня разглядывал…

      – Тем лучше. Постарайся понравиться ему: он серьезный и великодушный клиент.

      – Чем он занимается?

      – Это тебя не касается, и я прошу никогда не обращаться к нему с подобными расспросами: он не потерпит ни малейшей попытки разузнать, кто он.

      Каждое утро, за исключением воскресений и праздничных дней, я находилась, согласно полученным инструкциям, ровно в восемь часов в гостиной.

      Он приходил каждое утро со своей нарисованной под носом улыбкой, точный, как кредитор.

      Сначала он снимает шляпу и пиджак и бережно кладет их на один из столиков, предварительно убедившись в том, что там нет пыли. Затем он садится в кресло, вытаскивает из кармана брюк футляр, кладет туда очки и прячет его снова в карман.

      Затем он остается еще минут десять в кресле, будто заснув; поднимается, оправляется, повторяет маневр с очками, надевает пиджак, проводит рукой по полям шляпы, чтобы смахнуть с них всякий след пыли; потом он оглядывает складки брюк, снова смотрит на свои ботинки, отражающие, как зеркало, и уходит.

      Он платит в конце каждого месяца, прибавляя сто франков для меня.

      Держит он себя в высшей степени сдержанно,