Когда увидишь меня – плачь. Александра Гусаревич
Читать онлайн книгу.
карандаши, развешанная по размерам одежда в магазине.
На белой стене, к которой были устремлены все столы и сидящие за ними механические обезьяны, висели часы, достаточно крупные, чтобы циферблат было видно с дальних рядов. Так как глазу больше не за что было зацепиться, каждый волей-неволей всегда знал точное время. Адам гадал, с какой вообще целью повесили эти часы и зачем сделали их столь гротескно огромными. Отрезки дня отмерялись звонками – начало работы, обед и конец дня, – так что практической пользы от часов не было никакой. Разве что это была издёвка, призванная ткнуть лицом в бессмысленность утекающего времени. День за днём и год за годом эти стрелки отсчитывали рутинный путь к смерти через километры отчётов, таблиц и презентаций.
Сейчас они показывали двадцать минут третьего – рабочий день находился в зените. Адам недавно вернулся с обеда в столовой, и даже несмотря на две кружки кофе теперь его нещадно клонило в сон. Остальные казались бодрыми, как заводные игрушки, их пальцы выбивали привычную чечётку по клавиатуре, будто ничто не могло сбить их с мысли.
Если у них вообще были хоть какие-то чёртовы мысли.
Часы громко тикали. Адам смотрел на минутную стрелку и улавливал её движение вниз по циферблату. Для него она уже отсчитала четыре года в офисе Бюро статистики. Интересно, сколько это оборотов? Впрочем, он не хотел знать, так же как не желал, чтобы эта стрелка отмеряла следующие десятки лет его жизни.
Четыре года в тисках белых воротничков. Четыре года послушного стука по клавишам без надежды на перемены. Устроившись сюда на низшую должность по окончании Академии, он так и оставался на ней до сих пор, наблюдая, как коллеги с чистыми биографиями приходят в этот огромный зал и месяцев через восемь уходят на повышение в кабинеты поменьше.
Адам всё ещё помнил детскую дерзость, с которой впервые переступил порог здания, где когда-то его родители были важными шишками. Он был полон злорадного торжества оттого, что закончил Академию и устроился на работу – неслыханно для выходца из семьи аннулированных. Глупый мальчишка, он тогда думал, что перехитрил систему, в то время как система посмеялась над ним. И теперь он был обречён просиживать свою дурацкую жизнь на этом неудобном стуле до самой пенсии.
Адам представил себя, пятидесятилетнего, за тем же самым столом в окружении вчерашних студентов, которые никогда прямо не взглянут на него, никогда не скажут ему ни слова, но будут молча презирать его. Он этой картины его затошнило.
Рабочий день закончился ровно в пять, и вокруг сразу зашелестело и заскрипело – несколько десятков работников одновременно отодвигали стулья, собирали бумаги, кашляли и устремлялись на выход. Адам не выбивался из вереницы монохромных сослуживцев и в едином с ними порыве выплыл на улицу, где стало намного легче дышать.
Они тут же рассеялись, расползлись в разные стороны,