Солдаты плоско шутили и нервно смеялись, стоя в ожидании начала атаки. Первая волна уже штурмовала восточную стену города, защитники успешно отбивались. Как сказал ротный, в задачу атакующих не входило захватить фланг, они должны были оттянуть силы защитников от ворот. А ворота как раз были целью резерва, который ждал сигнала, тревожно глядя на частокол пик, торчащий из-за зубцов стены над мостом.

      Городок Хикард был небольшим, но захватить его было важно – под защитой его стен укрывался большой гарнизон противника, который мог ударить в спину, когда армия короля Дурма Злого продвинется вглубь Морантаны.

      Воины во втором ряду зашевелились, позвякивая железными накладками на кожаных куртках пехоты. Местный балагур, Ватэк Зулия, почувствовал, что его кто-то теснит, оглянулся и увидел крупного мужика в видавшем виды мятом и ржавом доспехе. На голове у него сидел шлем, по которому когда-то ударили чем-то тяжёлым, котелок был выгнут вовнутрь. Мужик был бородатый и хмурый, он глядел вокруг вытаращенными глазами. Ватэк потеснился, пропуская новенького в первый ряд, и спросил:

      – Что, решил побыстрее сдохнуть, приятель?

      Остальные заржали. Никто не хотел идти в наступление первым на свежего противника, но солдат не выбирает, где ему стоять. Смех у однополчан был нервный, надсадный. Но это все равно было лучше, чем запах дерьма. Ватэк ненавидел его потому, что так пахла смерть. Если солдат ходил под себя перед боем, значит, не надеялся выжить, значит, знал, что его ведут на скотобойню. А смех – это хорошо.

      Мужик вытаращил на Зулию глаза и замычал. Ватэк спросил:

      – Чего?

      Пехотинец снова издал мычание и принялся трясти алебардой. Ватэк с видом знатока кивнул:

      – А-а, немой,