По камушкам, по осыпи,

      Туда, где гул и зов—

      На берег Феодосии—

      Пристанище богов.

      Измученной разлукою,

      Мне слышался прибой —

      Он сердце поит звуками

      И тянет за собой.

      Кропи водой солёною

      Во сне и наяву.

      Тобою исцелённая

      На гребне волн всплыву.

      Закатами, рассветами —

      Зови меня, зови…

      Наполни сердце смертное

      Бессмертием любви.

      Что мне жизни московской удары,

      Здесь меня пробуждает прибой —

      Погружаться с утра в мемуары —

      Воздыхать над чужою судьбой.

      И гулять в одиночестве сладком,

      Глянцевитую трогать листву

      И на розы коситься украдкой

      И тепло ощущать наяву.

      Полюбить эти склоны сухие,

      И кустарник, что ветру открыт…

      И в объятья бросаясь морские,

      Как с любимым прощаться навзрыд.

      Тропа над морем, ветреный апрель:

      Уводят в небо каменные груды…

      Я занести пытаюсь в акварель

      Изогнутое деревце Иуды.

      Его цветенья дух не истребим:

      На ощупь корни чувствуют опору, —

      И кажется, что это пилигрим

      Над пропастью карабкается в гору.

      Тихая полночь седая, как лунь.

      Светел и кроток над миром июнь.

      Только на сердце какой-то недуг,

      Словно очерченный дьяволом круг.

      Лунная полночь тому ли виной?

      Море о берег волна за волной…

      Белых акаций трепещет листва—

      Ветер захвачен в миг колдовства.

      Сонной магнолии ветку сломлю—

      Горечь и нежность не утолю.

      Ветер над морем пронёсся и стих,

      Сердце в сиянии песен твоих!

      Тихая полночь седая, как лунь.

      Светел и кроток над миром июнь.