В моей пустоте опять появилось какое-то дыхание, какое-то движение, слова во мне снова обрели жизнь. Итак, что же было дальше со мной? А дальше я снова начал жить, почти как обычный человек. С монотонной протяженностью каждого дня, чья ежедневная мука простого бытия наводила каждый раз на мысль, что обычная человеческая жизнь требует не меньшего мужества и силы, чем жизнь на войне, а может даже и большего. Это постоянная утомительная неизменность в ней, нескончаемая повторяемость друг за другом дня и ночи, могли свести с ума любого, кто так и не смог примириться со своим уделом – просто жить.

      Меня спасла от злого бессилия этого осознания только загадочная миссия, которая на меня была возложена после моей гибели в том поле, возложена кем-то или возможно мною самим, которая каждый раз помогала мне примеряться с мучительной бесконечностью, нескончаемостью своей жизни среди обычных людей, некоторых из которых я начал спасать от гибельных для них одиночеств, когда они этого хотели, желали и даже тогда, когда они об этом не знали. И помогая, спасая этих людей, и тех кого они любили тогда, кто был рядом с ними в это время, мне приходилось нарушать свои обещания, свои давние клятвы и в печали входить в кровавые реки мщения, но входя в них я всегда помнил, что меня изменило когда-то навсегда, в той далекой для меня уже стране, и старался всегда возвращаться из их ужасных, страшных вод не тем прежним, каким я был когда-то там, а теперешним, новым. И без крайней необходимости я больше не входил в больше скопления людей, чтобы не встречаться там с теми, кого останавливает только смерть. В ночные сумерки теперь я тоже надолго не вхожу, всё по тем же причинам. Я больше не хочу увидеть себя однажды тем беспощадным самураем, непобедимым холоднокровным убийцей, кем был прежде непревзойденным мастером причинять смерть, но даже если и становится им когда-нибудь, то не навсегда