Автограф. Культура ХХ века в диалогах и наблюдениях. Наталья Селиванова
Читать онлайн книгу.
Государственная премия России. Литературная критика всегда рассматривала О. Чухонцева «вне рядов и обойм». Поэтому, какое место он занимает в современной поэзии, так до конца и не уяснили. Одно несомненно: он ориентируется на классическую традицию.
– Как-то в разговоре об Иосифе Бродском Ахматова восхищенно заметила: «Какую биографию они (большевики. – Н. С.) делают рыжему». Вам, Олег Григорьевич, тоже пришлось от них натерпеться. Значит, истина «поэзия – это судьба» не тускнеет от повторений?
– Литературная политика советской эпохи помешала мне выработать в себе потребность книги. Самое драгоценное время для поэта до 40 лет – у меня, по сути, было украдено. Я потратил много сил на переводы, выбирать материал для которых часто не приходилось. С 1960-го по 1976-й моя первая рукопись провалялась в «Советском писателе». Рецензенты все советовали ее доработать. Как будто стихи можно высидеть.
– Тем временем вы оказались в журнале «Юность».
– Меня пригласили возглавить отдел поэзии при Борисе Полевом в 1962 году. Впрочем, радость была недолгой. Хотя я редко публиковался, мои стихи не остались незамеченными. Фельетон «Стиляги в поэзии», напечатанный в «Советской России», и выступление первого секретаря ЦК ВЛКСМ товарища Павлова, а поводом для последнего явились стихи о Курбском, стоили мне еще нескольких лет жизни. Вообще, мне предъявили масштабное обвинение: «В то время, когда американский империализм все наглеет, когда льется кровь невинных жертв войны во Вьетнаме, гражданин Чухонцев призывает к измене». Я, слава Богу, уцелел. Всего-навсего расторгли договор в «Молодой гвардии». Я подал на них в суд. Издательство отделалось выплатой гонорара. Но книга – она называлась «Имя» – так и не вышла. Вы понимаете, что такие удары судьбы терпимости не прибавляют. Короче говоря, к 75-му году я твердо решил уехать. Написал довольно резкое письмо в Союз писателей, где заметил, что в дом, в котором тебя не ждут и не любят, входишь с тяжелым сердцем и что я еще не настолько немощен, чтобы перестать полноценно работать. К моему удивлению, решением Секретариата книжку в «Советском писателе» издали в пожарном порядке.
– Но многие находили выход в ином. Наш литературный андеграунд создавали те, кто и надеяться не мог на книгу.
– Никогда не хотел быть поэтом для избранных. Как ни странно, мне дорого старомодное понятие «читатель».
С другой стороны, поэты, рожденные оттепелью, меня, также не привлекали. Наше ремесло, на мой взгляд, не нуждается в политических эмоциях. Мне близка знаменитая формула Гете: «А я всегда стоял в тени. Вдали от споров, школ, и направлений». Понимаете, в искусстве всегда важен открытый финал. Иными словами, «всякий раз не воплотиться». И что я буду делать завтра – мне неведомо. Конечно, в поисках свежести необходим эксперимент внутри формы, но моя работа ничего общего с авангардом не имеет.
– Вы возглавляете отдел поэзии в «Новом мире». Как вы полагаете, интерес к поэзии еще существует?
– Я думаю, что вопреки стонам о гибели культуры