Волчья ягода. Элеонора Гильм
Читать онлайн книгу.
мы поделим на всех, на всю Еловую, то получится три горсти каждому. На день, два, три хватит, и все.
– Мы будем сытые, а они нет…
– Нюта, они не так голодны… У нас случилось несчастье, пожар… Мы остались без добытчика своего, Матвея… Не всем так тяжко пришлось, как нам с тобой.
Когда Аксинья смотрела на происходящее чистыми, наивно-синими глазами Нюты, она видела дочкину правду: зачем прятаться, скрывать добро? Раздать, поделиться, быть открытыми и честными. Но три десятка лет, что прожила она на земле, твердили ей: спрячь, молчи, не распахивай душу и кошель.
– Кто… – Она замолкла, выбирая из кучи поганых слов те, что подходят для пятилетки. – Дочка, кто принес нам с тобой хоть горсть ржи, капусты, луковицу? Кто накормил?
Приходили лишь те, кому нужна была помощь знахарки. Отдавали скудную плату и уходили прочь, не глядя в голодные глаза знахарки и ее малолетней дочери.
– Никто… никто не жалел нас с тобой. Отселили нас подальше, чтобы мы… – Аксинья опустилась на пол, прямо на грязную солому и заревела, захлебнулась соленой, жгучей водой.
Все, что давно сдерживала, прорвалось. Лед на реке спокойствия взломался. Некому пожаловаться, не к кому голову измученную приклонить. Сама себе Аксинья и указчица, и советчица, и добытчица. Дочка прижалась к согнутой материной спине, обхватила ручонками, гладила, уговаривала: «Ты не плачь, не плачь, березка, в землю убегают слезки».
– Напугала я тебя, Нютка? – Аксинья шмыгала в подол.
– Мамушка, я ничего не скажу. Никому-никому. Даже Павке, – как клятву, повторяла заботливая дочь.
Нюта носилась по избе, и ветер, поднятый ее радостными руками-ногами, колыхал ветхую занавесь на обледенелом окне. Аксинья поймала егозу, закутала в платок так, что видны остались только синючие глаза и маленький, нахальный нос.
– А на ноги наденем братнины лапти, замотаем тряпицами, чтобы не замерзла Нюта. Да? – Ласковыми словами Аксинья заглушала тоску.
Вспоминала свои одежды, нарядные сапоги, крытую добрым сукном шубку – баловали родители младшую дочь, наряжали Оксюшу. Сейчас бы Нютке такие славные сапожки красной кожи. Хотя… и они бы пошли на похлебку в месяцы зимней бескормицы.
– А мы куда идем? К тете Параскеве? С Павкой поиграем, на реку сходим. А скоро лед с речки уйдет? А, мамушка?
– На сход мы пойдем деревенский. Илюха вчера прибегал, сказал, надо быть всем.
– На сход? Там опять все ругаться будут, кричать! Я хочу, чтобы снег уже растаял. Скоро растает?
– Скоро, дочка. Весновей[12] уже наступил, будем прощаться с долгой зимой.
Снег на пригретых солнцем участках, у стволов деревьев посерел, смялся, потерял вид, будто старая, застиранная рубаха. Кое-где на поверхности его появились лужицы – робкий знак весны-красавицы. Воробьи устроили переполох в ветвях берез, самые смелые купались, хлопали крыльями.
– Мамушка, птицы тоже радуются!
– Они такие же божьи создания, как и мы.
– Они тоже молятся?
– Нюта, нам неведомо. Но сотворены
Весновей – март.