Разговор о будущем. Ирина Ракша
Читать онлайн книгу.
матушку Россию. С запада до востока… Чего она только не видывала за свою вековую историю! И вот она подо мной. И теперь будет под током, под напряжением. И я… я опишу всё это (не про зацепку эту, конечно) и опубликую в газете «Труд». А миллионы по всей стране прочтут мои строки. Мимо меня ритмично, один за другим проплывают серые столбы высоких бетонных опор. Здесь, на маленьком этом участке, на них уже натянут контактный электропровод, уже висят белые чашки изоляторов. А под ними внизу – косогор. Такой зелёный, деревенский, кудрявый, пахучий от щедрого разнотравья. И вокруг тайга, близкая стена тайги, а дальше – высокие сопки, а выше – бездонное небо. Сопки тоже плывут, движутся мимо, но не спеша, словно не хотят со мной расставаться. И я не хочу расставаться. Мысленно раскинув руки, с любовью обнимаю всё это чудо-пространство. По-родному грудью прижимаюсь к нему, припадаю к нему горячей щекой. Господи, хорошо-то как! Как хорошо жить на земле! Хоть бы это никогда не кончалось! Никогда не кончалось.
Кое-что из дневников
Когда журналисты меня порой спрашивают – ради чего я пишу, зачем пишу, отвечаю: чтобы учить людей прекрасному русскому языку, единственно бесценному на планете. А ещё чтобы, читая меня, люди учились чувствовать, знать и выполнять Божьи заветы. Заповеди. А практически все они есть, все отражены в моём творчестве. В любом, даже малом рассказе.
Я всегда очень любила, вернее, нежно ценила Юру Левитанского. И как бесценного, тонкого, трепетного поэта, и как чудо-человека. Хотя он был старше, из предыдущего, военного поколения, хлебнувшего горюшка на фронтах войны. И, думаю, это сердечное тепло было у нас взаимным. Виделись мы постоянно, и в ЦДЛ, и в домах творчества, и на каких-то писательских мероприятиях. Я дарила ему свои, а он мне – свои книжки с прекрасными поэтическими словами. Храню его особенно мне дорогой сборничек «Жизнь моя кинематограф, чёрно-белое кино», прекрасно оформленный. (Тут для читателя надо привести этот его чудо-автограф.) Знала его жену Марину (дочь «военного» слабенького прозаика, Ивана Падерина), милую, чуть доморощенную блондинку-простушку – редакторшу с радио (она на улице Качалова, вблизи нашего ЦДЛ, работала в Радиокомитете, кажется в музредакции или в литдраме), с которой они уже разошлись. (Марина сильно переживала и часто сиживала за столиком с рюмкой водки и бутербродом, уже поддатая, в буфете ЦДЛ. Благо, как я сказала, её Комитет на улице Качалова (Малая Никитская) и наш ЦДЛ на Большой Никитской совсем рядом. Жалко улыбаясь, она, некрасивая, небрежно одетая и глаза на мокром месте, говорила официанткам и всем проходящим знакомым, как бы оправдываясь: «Вот заскочила на минутку. У меня обед. А в четыре в студии запись». И я понимала, что никакой записи нет, а просто она то и дело сюда приходит в надежде увидеть своего
грузного, стареющего красавца Юру, с которым прожила не один год… Почти все семейные писательские драмы и прочая «литературная» жизнь (встречи, расставания, смерти, разводы, собрания, концерты