Нежное дыхание бури. Елена Козловская
Читать онлайн книгу.
на посошок не нужно. Кстати, что означает слово «терафим», которое вы употребили?
– Употребляют водку, дружок, или девушек с пониженной социальной ответственностью, как пошло гулять с легкой руки президента. А терафим – это… Нет, вначале я проясню тебе смысл слова «посошок».
– Тоже от Будды пошло?
– Нет, это уже исконно русское. Пресловутое «на посошок» – это только одна десятая часть из дошедшей до нас народной мудрости. В древности, чтобы соблюсти русские традиции, прощальные стопки нужно было пить в такой последовательности. Первая – «застольная», в знак уважения ко всем оставшимся гостям и хозяевам. Вторая – «подъемная», при подъеме из-за стола. Если, конечно, это удавалось сделать. Третья называлась «на ход ноги».
– Почему?
– Потому что это было движение от стола.
– А куда?
– Куда угодно. Главное, что витязь сумел это сделать. Четвертая стопка – «запорожская».
– Как для запорожца, что ли, наливали? В медный таз?
– Не угадал. Это было нужно преодолеть порог хором, где проходило застолье.
– Да, мудрено, – восхитился Максим.
– Ты дальше слушай, еще не так возрадуешься. Пятая стопка – «придворная».
– Ну, это и мне понятно. При выходе во двор, так? А сколько же их еще?
– Пять осталось.
– А за самим столом сколько же пропускали?
– Это уж когда как. Бухгалтерию не вели. И вот шестая стопка, или «братина», – это и будет дошедший до нас «посошок». А почему? Потому что гостю вручали посох и ставили на него рюмку. Если гость проливал вино, ронял стопку, не доносил до рта, то его полагалось оставить ночевать в сенях.
– Разумно. Что там Будда! Надеюсь, все?
– Нет, Макс, не торопись. Седьмая – «стременная». Это прежде чем поставил ногу в стремя. Восьмая – «седельная», за то, что поднялся в седло. Девятая – «приворотная». Перед выездом за ворота. И последняя, десятая – «заворотная». За то, что все-таки сумел выехать.
Иван Сергеевич выдохнул воздух и добавил:
– Но некоторые герои Куликова поля еще и возвращались за одиннадцатой и так далее.
– Ясно. Потому и сбросили татаро-монгольское иго, а заодно и Наполеона. Долго запрягаем, но мягко стелем. Где, кстати, наш официант?
Максиму было легко с Иваном Сергеевичем. Жизнь как-то сразу преобразилась, наполнилась радужным цветом. Еще вчера он изнывал в одиночестве от тоски и даже подумывал чуть ли не о самоубийстве, и вдруг… Все горечи и печали словно отодвинулись за горизонт. Ну, или, по крайней мере, слились в унитаз. Максим все порывался спросить, кто же он такой, этот странный сокамерник, почему к нему здесь такое уважение, но не решался. Надо будет – сам скажет.
А тут как раз «официант» и явился. Да не один, а с самым главным «метрдотелем» этого заведения. Вслед за прапорщиком, внесшим в камеру телевизор, вошел полковник Данилкин с двумя полиэтиленовыми пакетами. В одном из них что-то позвякивало, в другом чуть ли не похрюкивало.
«Живого поросенка он притащил, что ли? – подумал Максим. – А как жарить