Письма бунтующего сценариста. Заметки о сценарном мастерстве. Александр Молчанов
Читать онлайн книгу.
комбинацию, в которой используются поезд, дама с собачкой, сотрудник учреждения и горшок, падающий с подоконника. Скажете, на каком-нибудь этапе что-нибудь обязательно пойдет не так? О, вы не знаете России, господа! Все пойдет не так на каждом этапе! А как – ни хитроумному преступнику, ни изобретательному автору не придумать.
Дама с собачкой, которая должна опознать мужчину с коляской и тем самым составить ему алиби, скажет, что видела не мужчину с коляской, а снеговика. Поезд не опоздает, о нет! Придет четыре одинаковых поезда с одним номером. Сотрудник учреждения, который должен выдать справку, окажется таджиком, который не понимает по-русски. Едешь грабить банк и в лобовую сталкиваешься с пьяным попом на бентли, который размахивает корочками общественного совета МВД. Ну а вместо горшка, падающего с подоконника, герой сам провалится в яму, вырытую под окном.
Наш читатель/зритель кожей чувствует это непрерывное искажение реальности.
Но он не хочет предсказуемой реальности. Он хочет реальности управляемой.
Рабу нужна не свобода, а другие рабы.
Поэтому самые живучие российские сюжеты – не про героя, нарушающего правила, а про внезапно и незаслуженно свалившееся всесилие. Емеля, Илья Муромец, кот, которого приняли за воеводу.
***
– Не откажите в любезности подписать акты сдачи-приемки сценария.
Из Питера звонят.
***
Занимательная арифметика. В XIX-м веке в России было 10 великих писателей. В XX-м – 10 великих поэтов. Вероятно, в XXI-м будет 10 великих драматургов. Кажется, как минимум, два уже сейчас просматриваются. Впрочем, поговорим об этом где-нибудь ближе к середине XXII-го.
***
Действительно, говорю «А», но не готов сказать «Б». Я готов с полной уверенностью утверждать, что в 20 веке в России было 10 (не больше и не меньше) великих поэтов, но при этом не готов назвать поименно. Причина не только в том, что у века выгрызли всю сердцевину и остались лишь 14 лет в начале, когда свободно писали и 14 лет в конце, когда свободно читали. В данном случае важны именно 14 последних лет (и 12 лет нового века), когда поэзия вернулась в повседневный обиход. Я думаю, если бы позднего Мандельштама прочитали на 60 лет раньше, мы жили бы в другой стране. И наоборот, мы прочитали позднего Мандельштама именно тогда, когда стали к нему готовы. За двадцать с копейками лет не раз происходил кровавый передел на рынке литературных репутаций. И рынок до сих пор не устаканился. Оценки до сих пор плавают. Условно говоря, мы не будем сегодня спорить о том, кто круче – Тютчев или Бенедиктов. Для нас здесь нет вопроса. И, скажем, для Жуковского здесь тоже не было вопроса – он (и это после Пушкина-то!) знал наизусть первый сборник Бенедиктова, а о существовании Тютчева, уже написавшего (и опубликовавшего!) почти все лучшее, не подозревал.
Поэтому я понимаю, что любой список любых имен субъективен и вызовет образцовый срач. Каждое имя – вопрос-вопрос-вопрос. К примеру – Ахматова или Цветаева? А Хлебников? А Гумилев? А Есенин