Мерцает филин глазом посторонним

      На берегу пустынного притока.

      Летит журавль многосторонний,

      Врезаясь грудью в свет высокий.

      Ложатся травки равнодушно,

      Поля стремятся на покой,

      Природа дремлет, воздух душен.

      Я вышел в сад, мне сад послушен:

      Встаёт на цыпочки трава,

      У каждой травки голова,

      Которая качается лениво.

      Я подхожу,

      Гляжу и вижу:

      Раскачивает головой крапива,

      Руками тонкими поводит

      И говорит: – Который час?

      А ей мышёнок отвечает, —

      Танцует польку подбочась.

      По небу туча пролетает,

      Бросая тень в неслышный сад.

      Мышёнок хвостиком виляет,

      Вильнёт разок, вдруг псы залают.

      И снова тихо, рожь кругом.

      Две девы смотрят за окном,

      Увидя тучу, говорят:

      – Наверно завтра будет град.

      Я снова выйду в жёлтый сад

      и долго плакать буду там,

      а ветер волосы сорвёт,

      а ветер волосы швырнёт

      в глухой посад,

      пустой посад

      к зубчатым ворота́м.

      Чернеет сад, гудит в окно,

      звенит младенцами собор.

      Вокруг сосновый стынет бор,

      в бору том ветер и темно.

      Терзаньем зла лесник объят,

      лежит и смотрит в муравейник,

      в его крови блуждает яд.

      Зырян мужи

      грызут кофейник

      и сотейник.

      а надо всем поют стрижи,

      а подо всем зияет ад,

      где черти пыльные белеют,

      роятся, то во тьме глазеют,

      болеют, бельмами страдают,

      стареют,

      горечь пьют, потом

      спешат в задворок – отчий дом,

      шакалом отдалённым лая.

      Таких шакалов дева злая

      погладит пальчиком потом.

      Стиханет шёпот

      над лугами

      и топот козьими ступнями.

      Уж старцу снится тишина,

      а гному снится вышина.

      Уже проходят стороной

      калеки с поднятой клюкой.

      Летает ангел над селеньем,

      огни погасли – здесь и там.

      Дитя замолкло. На моленье

      шагает дьякон по мосткам.

      В речонке смирная вода

      легла – светла и молода.

      Готовят ужин, дым струистый

      порхает птицею нечистой.

      В печальный миг

      тот день поник.

      Пастух трубит в свою дуду:

      труда-уду

      уда-труду.

      То знак вечерний.

      Признак верный.

      Последний зов спешить к венцу

      по небу грозному тельцу.

      День завершается дорогой,

      а на душе моей тревога,

      которая мне, говорят, к лицу.

      Я выйду той дорогой в сад

      и долго плакать буду там,

      шум ветра волосы сорвёт,

      в окно швырнёт,

      в глухой посад,

      где тихий зов, где тёмный сад

      да буйных пчёл бесцельный гам.

      Шуми-шуми, богов стихия,

      под